Дань смельчаку (Погребальный звон по храбрым)

Хиггинс Джек

Говорил он словно старый добрый учитель, выговаривающий расшалившемуся ученику. Сказал бы я ему пару ласковых, да проку от этого ждать не приходилось.

–  И что дальше?

–  Девушка отправится со мной. Преподнесу сюрприз ее братцу. Но с тобой, Эллис... - Он в очередной раз вздохнул. - С тобой на сей раз покончат. Завершат то, что когда-то не довели до конца.

–  С самого начала идейка попахивала гнильцой, - сказал я. - Да и шансов было пятьдесят на пятьдесят.

–  Зато сейчас они все на моей стороне, - усмехнулся Чен-Куен. - Пусть

уж лучше Сен-Клер считается официально мертвым и лежит где-нибудь - тихо, мирно... Нас поторопили - и вот результат: неприятности. В нужных местах надавили, и пришлось действовать опрометчиво, но это, как говорится, совсем другая история, и тебе она неинтересна.

–  Скажи только вот что: кого вы подкинули заместо Сен-Клера?

–  Он служил боцманом на панамском пароходе. Сюда его привезли нелегально, из Антверпена. Никто не станет его искать, потому что он никогда здесь не был.

–  А Шейла Уорд? - Спрашивать об этом было очень больно.

–  Четыре года она работала на нас.

–  И все-таки вы ее убили.

–  Для нас она более полезна - не знаю, может быть, ты сможешь подобрать эпитет получше - в мертвом виде, чем в живом.

–  Сволочь ты, - сказал я. - Ведь в конце концов твоя идея не сработала, а девушку убили...

–  Но генерал все еще у меня, а больше ничего и не требовалось. На войне как на войне. Наши стороны вовлечены в нее, хотим мы этого или нет; на войне люди умирают, а как они это делают - не валено. Мы победим, вы проиграете. И все потому, что история на нашей стороне.

Как странно: эти слова я уже слышал однажды, но тогда их говорила Мадам Ню. Те же фразы, та же напыщенность, та же неколебимая уверенность в идее.

Полковник встал, затушил сигарету и официальным тоном произнес:

–  Сейчас же, боюсь, должен буду вас покинуть.

В других обстоятельствах мы могли бы стать друзьями, но сейчас мы враги.

Он быстро вышел, а Пай-Чан следом. Я беспомощно сидел в кресле, безуспешно напрягая кисти рук и стараясь высвободиться. В комнату вошел Пэндлбери. На нем были брюки и свитер-поло. Когда он наклонился за сигаретой, я заметил трясущиеся руки.

–  Не стоило вам сюда приезжать, - сказал он. - Очень глупо.

–  Что они собираются со мной сделать?

С некоторым трудом ему удалось закурить, а потом, выпрямившись, он стал пялиться на меня с неподдельным ужасом.

–  Слушай, ради Бога, скажи мне самое худшее. Только соберись с духом и не наложи полные штаны.

–  Хорошо, - ответил он. - По ту сторону рощи, что за домом, есть озеро. Шестьдесят футов глубиной. На дальнем его конце - старая каменоломня.

–  Все, можешь остановиться, - оборвал я. - Дай-ка самому догадаться. Вы с Пай-Чаном отвезете меня на лодке на середину, а затем перекинете через борт. С пятьюдесятьюфунтовой цепью, намотанной на лодыжки. - Я рассмеялся ему в лицо. - Дурень ты все-таки первостатейный. Знай, милок, что после меня порешат тебя. Сам слышал приказ Чен-Куена.

Лицо Пэндлбери побелело.

–  Ложь.

–  Можешь

считать как заблагорассудится. - Я пожал плечами. - Я бы сказал, что это вполне логично. Ты слишком много знаешь.

Он медленно проговорил:

–  Не могу поверить. Нет, неправда. - Затем в голову ему, видно, пришла какая-то мысль, потому что лицо его осветилось. - Ты действительно лжешь. Я знаю. Потому что если бы они переговаривались, то на китайском. Так всегда делают.

–  Это очень полезное приобретение я подцепил в Северном Вьетнаме, произнес я на кантонском наречии. - Как произношение?

В полном ужасе он уставился на меня: рот открылся, слова застряли в глотке. И в этот момент появился Пай-Чан. Подняв меня из кресла, он вытолкнул в коридор. По узкому проходу мы двинулись в глубь здания, а когда зашли достаточно далеко, китаец отворил одну из дверей и пихнул меня внутрь. Я успел увидеть крошечный чулан, но дверь моментально закрылась, оставив меня в полной темноте. Подождав несколько минут, пока привыкнут глаза, я принялся аккуратно обследовать помещение, делая зараз всего один шаг. Оказалось, что шкаф, стоящий в чулане, пуст, поэтому я присел, прислонившись к стене, и принялся напрягать кисти рук.

* * *

Примерно через час дверь в чулан снова распахнулась, и на пороге объявился Пай-Чан. На нем была голубая морская анарака, и выглядел он вполне компетентно, когда вышвырнул меня в коридор и принялся пихать в спину, гоня перед собой.

В холле нас поджидал Пэндлбери, выглядящий крайне нелепо в старой штормовке, которая была ему явно велика. Нелепо и напряженно.

Он нервно посмотрел на меня, затем опустил глаза, когда Пай-Чан выпихнул меня из дверей на дождь. Пэндлбери зашаркал позади, и китаец с непроницаемым лицом подождал его у подножия лестницы, прежде чем отправиться через лужайку перед домом.

Дождь лупил без перерыва: когда мы подошли к озеру, я учуял гнилостный запах разложения, а затем из тьмы выплыл неясный силуэт старого лодочного сарая. Отодвинув засов, Пай-Чан открыл одну створку массивных деревянных ворот. Он прошел вперед, раздался щелчок, и из проема выскользнул луч света.

Сарай нависал над водой, а узкий пирс выдавался еще дальше. На самом его конце горела единственная лампочка, зажженная, видимо, тем же самым выключателем, одновременно с лампой в сарае.

В поле зрения оказалось несколько весельных яликов плюс накопившаяся за годы рухлядь. Но Пай-Чан схватил меня за руку и отправил дальше, к самому концу пирса.

Там была принайтована старая лодка с веслами, положенными внутрь, наполовину наполненная водой, насколько я мог судить. Дождь хлестал по мокрым доскам, и наши шаги звучали гулко и протяжно.

Пай-Чан швырнул меня на кучу старого гниющего тряпья и приказал Пэндлбери:

–  Смотри за ним. Я за лодкой.

Когда он отошел, я едва слышно обратился к Пэндлбери:

–  Неужели не понимаешь, что никогда больше не увидишь своего дома? Я единственный человек, который может тебе помочь.