Даниэль бен Ашер. Последняя надежда. Том 2
Шрифт:
– Здравствуйте, сударыня! Извините, я чуть не опоздала на поезд и села в другой вагон. Вот мои билеты.
– Билеты? Их два у вас? Понятно, желаете ехать в одиночестве.
– Ну, вообще-то, да!
– Что ж, красиво жить не запретишь, коли денежки водятся, а, к примеру, паспорт у вас имеется? Положено паспорт при посадке показывать!
– Да, пожалуйста, вот мой паспорт.
– Ничего себе – австралийка! Виза есть, и штамп регистрации прибытия в страну тоже, вроде – всё в порядке. Да как же вы здесь-то оказались?
– Во Владике ко мне прицепились какие-то бандиты, пришлось зафрахтовать частный вертолёт, он и доставил меня в Ванино. Вообще-то мне в Москву надо, теперь вот придётся через Хабаровск.
– Бедная девушка! Страшно, да? Я понимаю, ладно, не проблема, запритесь у себя в купе и не выходите,
– Спасибо, я уже поела.
– Может чайку?
– Да, чайку, пожалуй, можно, спасибо.
– А где ж вы так по-русски выучились, ведь совсем без акцента шпарите?
– Да я ведь полукровка, мама русская… почти, да и приезжаю к тёте часто и надолго, каждые полгода провожу в Москве.
– Неужто ностальгия?
– Да! Плюс ещё интерес – балетом увлекаюсь. В студию хожу и занимаюсь серьёзно.
– Какая вы милая девушка! Марта Локсли, правильно я прочитала? Красивое имя! Ладно, отдыхайте, чаёк сейчас принесу, а ещё там, в купе, кнопка есть, если что надо – не стесняйтесь, я мигом буду.
Глава 6. «Генрих».
Заботами гостеприимной и доброй проводницы Марта хорошо отдохнула во время пути до Хабаровска. В благодарность она отдала ей грамм золота, полученный на сдачу от капитана Донахью. В Хабаровске она, прежде всего, отправилась за билетами. К её большому разочарованию выкупить целое купе ей не удалось, свободных мест, даже в дорогом спальном вагоне, было всего три. Поезд номер ноль сорок три до Москвы отправлялся по чётным числам без пяти восемь утра по Москве или без пяти три по-местному. Марте пришлось заночевать в гостинице. На следующий день она села в поезд за пятнадцать минут до отправления. В купе уже был попутчик. «Мужчина! Как всегда не везёт», – подумала девушка, поздоровалась и села к окну. Мужчине было на вид лет тридцать пять. Длинные, до плеч, тёмно-русые волосы, худощавое телосложение. Рост оценить было нельзя, пока он сидел. «По крайней мере, он не похож на сотрудника «Юрэйнйам майнинг», а это уже счастье. Писатель, наверное, или поэт, или композитор – причёска подходит для творческой профессии», – отметила про себя Марта. Когда поезд тронулся, и закончилась обычная суета со сбором билетов и расчётами за постельное бельё, попутчик, переодевшийся в спортивный костюм ещё до прихода Марты, решил, наконец, познакомиться:
– Александр Суминский, в отпуск еду, решил немного отдохнуть, а то всё суета, презентации, заказчики, – надоели хуже горькой редьки. А вы до Москвы едете?
– Да, буду там жить некоторое время. Меня зовут Марта.
– Очень красивое имя, но оно вроде бы немецкое, а не русское.
– Моя мама – этническая немка, родилась в Великороссии, но имя на самом деле не немецкое, у него арамейские корни. Стало популярным в средние века, когда в Европе распространилось христианство. В России оно тоже было популярным до Октябрьской революции, произносилось – Марфа, а писалось через «фиту», которая соответствует греческой «тэте» – отсюда разница в произношении.
– А вы по профессии лингвист?
– Ну, если говорить о профессиональном образовании, то я, наверное, всё-таки балерина, но получить работу в каком-нибудь театре или антрепризе мне, увы, не светит.
– Почему вы так пессимистично настроены?
– Всему виной мой рост и вес.
– Я бы не сказал, что у вас лишний вес, вы стройная красивая девушка, не понимаю – в чём проблема.
– Рост сто семьдесят пять, а вес шестьдесят три. Для обычной девушки вроде бы цифры нормальные, но не для балерины. Вес балерины не должен превышать пятидесяти килограммов, иначе па-де-де не станцевать, – партнёр надорвётся. Таковы правила – ничего не поделаешь. Но я всё равно продолжаю заниматься, тренируюсь для сольных выступлений. На конкурсе в Австралии я даже заняла второе место. А вы чем занимаетесь, если не секрет?
– У меня небольшая фармацевтическая фирма в Хабаровске – «Вектор» называется. Мы производим лекарство от рака.
– То есть, средство для химеотерапии?
– Вовсе нет – совсем другой принцип лечения, но вряд ли девушке вашей профессии будет это интересно.
– Мне очень интересно, – я увлекаюсь естественными науками, расскажите, пожалуйста.
– Ну, что ж, я попробую. Правда, начать придётся издалека. Вот скажите, представляете ли вы, каким образом в процессе развития организма реализуется форма тела живого существа или форма и размеры того или иного органа, записанная генетическим кодом. Как клетки договариваются между собой, когда прекратить рост?
– Вы поднимаете одну из фундаментальных проблем биологии – проблему биологической формы или морфогенеза. Классическая биология считает, что некоторые типы молекул особенно важны для морфогенеза. Морфогены – растворимые молекулы, которые могут диффундировать и нести сигналы, контролирующие клеточную дифференцировку в зависимости от концентрации. Однако мне кажется, что та поразительная точность, с которой воспроизводится форма и размеры существа, вряд ли достижима с помощью такого случайного процесса, как диффузия. Я много думала над этим, и каким-то образом я поняла, что, скорее всего, алгоритм развития находится вне развивающегося организма. Возможно, всем руководит некое информационное поле, но это моё собственное мнение, навеянное, наверное, моими вещими снами.
– Поразительно! Откуда вы это знаете?
– Я же говорю – во сне увидела, или услышала, короче, – узнала.
– Честно говоря, я просто поражён. Моя теория предполагает то же самое! Представьте себе строму, она содержит стволовые клетки для регенерации, нейроны, также волокнистые структуры, обусловливающие её опорное значение. В строме проходят кровеносные и лимфатические сосуды, элементы стромы играют и защитную роль, так как способны к фагоцитозу. Из клеток стромы кроветворных органов развиваются красные и белые кровяные тельца. В нормальном состоянии строма контролирует размножение клеток. Если же вмешивается канцерогенный фактор, – вирус, химический канцероген или квант жёсткого излучения, – в стволовой клетке может произойти сбой – экспрессия генов, ответственных за скорость деления клетки. В этом случае механизмы стромы должны справиться с ситуацией и фагоцитировать клетку, ведущую себя неправильно. Но если канцерогенный фактор превышает пороговую дозу, то тогда клетки начинают безудержно размножаться, – возникает рак. Опухоль ведёт себя подобно эмбриону на самой ранней стадии развития, подключает новые капилляры, обеспечивает себя питанием и паразитирует на организме, но в опухоли, в отличии от эмбриона, образно говоря, – нет мозгов. Эмбрион обладает свойством создавать свой интерфейс связи с информационным полем именно потому, что содержит набор генов, отличный от материнского организма. Стволовая или дифференцированная клетка, давшая начало опухоли, имеет идентичный с организмом набор генов. А интерфейс для этого набора генов уже принадлежит хозяину, поэтому опухоль остаётся без управления и растёт, пока не погубит организм. Так вот, молекула, которую я «сварил», стимулирует нейроны и усиливает работу интерфейса хозяина. А тот берёт под контроль взбесившуюся ткань и прекращает размножение. Второй компонент лекарства избирательно стимулирует размножение т-лимфоцитов-регуляторов, которые организуют работу по утилизации опухоли.
– Это просто гениально! Вам «Нобелевку» дадут, наверное. Каков же клинический эффект?
– Неорелигатор, так я назвал препарат, имеет потрясающую эффективность. При клинических испытаниях на больных с опухолями в третьей стадии, восемьдесят процентов полностью избавились от недуга. Остальные добились стойкой ремиссии.
– А побочное действие?
– Не чаще трёх процентов случаев – тревожность, кошмарные сны, шизофрения, но с этим вполне можно бороться психотропными препаратами, давно применяемыми в клинической практике.
– Так это же полный успех! Вы, наверное, счастливы и очень богаты, хотя я понимаю, что это не одно и то же.
– Богатство действительно растёт, производство расширяется, себестоимость падает. Сейчас мы поставляем препарат онкологическим клиникам, но скоро получим лицензию на производство для широкого рынка. Боюсь даже загадывать, сколько мы сможем заработать. Счастлив ли я? Я бы не стал этого утверждать. Деньги есть, а счастья нет! Когда я работал над молекулой, мне было не до девушек. А теперь – поезд ушёл! Не то чтобы не было желающих завести отношения, но на поверку оказывается, что этих женщин интересуют деньги в гораздо большей степени, чем я сам. Обжегшись два раза, я разочаровался и теперь не верю никому.