Даниэль
Шрифт:
Мирьям, бабушка моей мамы
ГЛАВА 7. «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?»
Война закончилась. Страна еще зализывала раны. Похороны, потерявшие близких семьи, пропавшие без вести солдаты, следственные комиссии, извлеченные из войны уроки, общественные дебаты, комиссия Аграната на тему «кто знал, но молчал», кто прав, кто виноват, и кого в конце концов сделать козлом
В доме словно свет погас, и всех нас охватила подавленность и неизвестность.
Папа искал своего старшего сына повсюду. Каждый день он ездил к коменданту города узнать, есть ли новости, возвращался опустошенный и замкнутый и ни с кем не разговаривал. Мама, снедаемая тревогой, сидела молча, глотая слезы.
Мамина бабушка Мирьям приезжала каждый день. Меир был ее первым правнуком. Он родился еще в Марокко и вырос у нее на руках. Каждый день она ехала к нам на автобусе, садилась на низенькую скамеечку и с надеждой ждала новостей. Папа перестал заводить большие часы с кукушкой в гостиной. Часы замерли. И вместе с ними остановилось время.
Спустя месяц после окончания войны к нам в дверь постучали вестники: врач и два офицера – мужчина и женщина. Вестники приносят либо счастье, либо горе. Они сообщают «кому жить, а кому умереть». Было страшно. Они постучали, папа открыл и сразу упал без сознания.
Врач привел папу в чувство, а офицер сообщил, что все в порядке. Михаэля (второе имя Меира) нашли. И он пообещал, что скоро его отпустят домой в увольнительную.
В день его возвращения, мы все – братья, родители, соседи – ждали его с нетерпением. Люди стояли у входа и выглядывали изо всех окон, встречая нашего старшего брата. Соседи с нашей площадки постарались и накрыли на стол.
На следующее утро весь дом очнулся и вернулся к жизни. Зажегся свет, часы опять затикали, кукушка начала куковать каждый час, и радость вернулась в наш маленький дом. Мы пришли в себя, и жизнь вошла в свою колею и в школе, и дома.
Учительница Нурит в дни войны и немного после старалась сдерживаться как могла, хотя в руках у нее чего-то не хватало, и они явно чесались.
Утром она пришла в класс в приподнятом настроении и рассказала о планах на сегодня.
Мы встали, приветствуя ее, и снова сели для переклички. Сразу после этого мы подняли с пола портфели и стали готовиться к уроку по расписанию.
Учительница ждала и ласково улыбалась, а потом сказала: «Положите ранцы на место. Сегодня у нас другие планы». И написала на доске голубым мелом: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?»
Все начали рассказывать, кто кем хочет стать.
Кто медсестрой, кто полицейским, кто секретарем, кто военным офицером… А я задумал стать врачом, чтобы быть поближе к будущей медсестре. И еще примерно полкласса – медсестры и пожарные.
И вот мы все сидим в классе, довольные и счастливые. На лицах сияют улыбки, грудь – колесом, и будущее светло и безоблачно.
Учительница слушала с полуулыбкой и немного грустными глазами и думала, как же мы наивны. Она понимала, что никому не нужно такое количество медсестер и пожарных. А этот, у которого кипа постоянно в стирке и который все время теряет ранец… Как он сможет помогать больным, если стетоскоп все время будет в стирке, а аптечка и инструменты потеряются? А мы думали: «Почему никто… ну никто не хочет стать учителем?»
Да, мы не хотели быть учителями. Да и как можно хотеть быть учителем?
Учителя дети с ума сводят. Бумажки швыряют, на голове ходят. Бросаются листками, пускают газы. По очереди, а иногда и все сразу. Порою напор слишком мощным бывает. Тогда по частям его выпускают. Напрягся, расслабился, все тихо и гладко. И продолжаешь писать в тетрадке. Никто и не знает, не подозревает, какая буря в тебе назревает. Чтобы жонглировать газами ловко, как в деле любом, здесь важна тренировка. Бумажными пульками плюются в девчонок. А те потом галдят возмущенно: «А он в меня плюнул! Украл карандаш! Я все расскажу, если ты не отдашь!». И педагог наконец устает и палку из шкафа свою достает. А этот, что пялится вечно на грудь, и пишет контрольные как-нибудь, и изучает свой пенис от скуки – всыпать ему так и чешутся руки.
Маленький секрет для тех, кто, возвращаясь с перемены, обнаруживал пропавшие карандаши. Я редко покупал карандаши, но почему-то, кто знает почему… в моем пустом ранце обнаруживались тетради, учебники, богатейшая коллекция карандашей, точилок, линеек и фломастеров.
Это тот самый ранец, который постоянно терялся, а назавтра находился. Тот ранец, который я сберег, и в котором до сих пор хранятся все письменные принадлежности, которые я спер у вас в классе. И я пользуюсь ими и сейчас, когда пишу эту книгу. Поэтому можно сказать, что я пишу ее благодаря вам.
Девочки, которые пришли в класс после меня… Я хотел вам рассказать, что очень скучал по своим друзьям из «Йешурун», когда перешел в другую школу неподалеку. А в другой школе были свои профессионалы по краже ручек, и вскоре мне нечем стало писать.
Ностальгия и тоска одолевали, и меня тянуло к вам – побыть немного со старыми друзьями и разведать, какие сюрпризы кроются в ранцах новеньких девочек. Так что в моем старом ранце есть несколько сувениров и от вас.
Да, полицейская Гила, прошло уже больше сорока лет и, если не ошибаюсь, срок исковой давности уже истек, те времена минули. Почти полвека прошло. И почти никто из одноклассников не выбрал профессию, о которой мечтал тогда, в школе «Йешурун», в городе Ашкелоне, на берегу Средиземного моря.
Я вырос, женился. У меня два сына – Шломи и Ярдэн, для которых двадцать пять лет назад я написал детский рассказ. Но он адресован и взрослым.
«У Даниэля был Мячик. Звали его Мячо. Даниэль его очень любил.
Каждый день, придя из школы, Даниэль быстро делал уроки, хватал свой мяч, катал, бил по нему ногой и несся с ним играть на площадку.
Там его уже ждали друзья, которые тоже любили играть с Мячо.
И мяч Мячо обожал играть с детьми. И не столько потому, что любил игры, а скорее потому, что дети были счастливы. Они смеялись, бегали и играли во все игры, которые Мячо мог им предложить.
Однажды в школе Даниэль с воодушевлением рассказывал друзьям о мячике Мячо – во что играли, сколько голов забили вчера и во что играть сегодня, а Мячо лежал в коробке и думал о том, как ему надоело, что его бьют, катают, вертят, пока голова не закружится, швыряют в грязь. И совершенно не считаются с ним и его согласия не спрашивают.
Мячик Мячо решил, что больше не хочет быть шестеркой.
После обеда Даниэль пришел из школы, довольный и взволнованный, помчался к ящику с игрушками и обнаружил, что Мячо сдулся. А без воздуха его лицо казалось обвисшим и помятым, глаза выглядели грустными, а улыбка исчезла.