Даниил Московский

Каргалов Вадим Викторович

Так и жили Олекса с Дарьей.

Не одну неделю сидит великий князь Владимирский в Орде. Уже и с Дюденей повидался, и у хорезмийки обласкан был, она его дарам, ровно дитя малое, радовалась, а Тохта всё не допускал к себе.

Кинется русский князь то к одному ханскому вельможе, то к другому, но те ухмыляются. А ведь не с пустыми руками обегал их великий князь Владимирский, всё, что в Сарай привёз, порастряс, только придерживал подарки хану. Однако когда позовёт его Тохта к ответу, неведомо.

Великий князь и боится этого

часа, и ждёт. Он падёт ниц перед грозными очами хана, и тот волен будет в его жизни и смерти. Но князь Андрей позор воспринимает как должное. Чингис и Батый поставили Русь на колени, и с той поры ханы повелевают русскими князьями, ровно улусниками. Великий князь Владимирский знает, как здесь в Орде, у хана Берке, сломили гордого и храброго отца — Александра Невского.

Его поставили в живую лестницу к ханскому трону, и нога старого Берке вот-вот готова была ступить на шею и голову князю Александру, но хан велел Невскому подняться и стать рядом с царевичами.

Князь Андрей Александрович не мог представить, что творилось в душе отца, потому как сам он гордость свою оставлял дома, на Руси, где милостью хана Тохты повелевал князьями. Но удельные князья строптивы и не всегда покорны. Между ними частые раздоры, особенно когда делят уделы, вот как случилось с Переяславским княжеством. По какому праву Даниил обрёл его, если им владел их отец Александр Ярославич? А ведь он, великий князь, поддержал брата, когда тот Коломну к Москве прирезал. Так-то отблагодарил его Даниил, с Михаилом Тверским связался, заодно против него, великого князя Владимирского!

Ох, если бы ему поверил хан и послал с ним, князем Андреем, свои тумены — наказать и Даниила, и Михайлу, а заодно и Фёдора Ярославского. Вишь, возымели себя вровень с великим князем Владимирским!

От злости у князя Андрея желваки на скулах заиграли. Он представил, как будут метаться удельные князья, когда великий князь явится с ордынцами. Даниил отдаст ему Переяславль, а князья подпишут ряду.

Неожиданно вспомнил, как боярин Ерёма говорил: те бы, князь, в родство с ханом войти... Оно хорошо, да что он, старый князь Андрей, станет делать с молодой женой? Может, потому и Анастасия от него в монастырь удалилась?

...Анастасия... Анастасия... Как любил её! Да и сейчас она словно заноза в его сердце. В Суздаль ездил — теплилась надежда вернуть из кельи в княжьи хоромы, чтобы скинула монашескую одежду и красовалась в наряде княгини.

Прошлое нахлынуло: как в Городец её привёз, и она, ладная и статная, поразила всех своим великолепием и строгостью. На память пришло, что сестра Анастасии, Ксения, жена Михаила Ярославича, а надо же, никакого родства тверской князь к нему, князю Андрею, не питает. Да и что там Михайло, когда брат родной Даниил на него замахнулся...

Открыв дверь каморы, покликал отрока:

— За жаровней следи, перегорит скоро. Эвон, князя заморозишь!

Гридин вышел и вскорости воротился с мешочком деревянных углей, насыпал в жаровню, подул на загасший огонёк и, когда пламя ожило, заплясало, покинул камору.

Князь Андрей Александрович смотрел на разгорающиеся угли, и мысль о том, что жизнь человека подобна огню, на миг завладела им. Человек рождается с искрой, в молодости в нём бушует пламя, а в старости огонь гаснет. Таким Бог создал человека, чтобы прибрать к себе, когда жизнь ему станет в тягость. Одному Богу известны начало и конец жизненного пути человека, а тот суетится, хлопочет, не задумываясь о своём временном бытии на земле...

...Странно, продолжал рассуждать князь Андрей, отчего же он сам забывает об этом? И ловит себя на мысли, что боится смерти, даже вспоминать о ней не желает. Ему кажется, смерть минует его, она подкарауливает других...

Великому князю делается грустно, и он снова зовёт отрока, чтобы тот помог облачиться. Андрей Александрович намерился сходить к епископу Исмаилу.

Выбрался великий князь Владимирский из каморы, день к вечеру клонился. Осмотрелся. Во дворе редкого гридня видишь. Зимой в караван-сараях безлюдно, гости торговые ещё по осени разъехались. Теперь до весны, когда в столицу Орды приплывут по морю Хвалисскому и Волге купеческие караваны. Опасными путями от моря Русского и гор Угорских добирались гости из разных земель. Тогда тесно делалось в караван-сараях, оживали шумные базары, а сам Сарай, с пыльными кривыми улицами, с домами и дворцами, мечетями и синагогами, православным храмом, делался многоязыким, говорливым.

И так до самых холодов...

Осенними дождями Сарай тонул в лужах. Вода и грязь по колено. В колдобинах коню под брюхо.

Князь Андрей шёл к епископу, сам не ведая зачем. Видно, намерился получить душевное успокоение. Под ногами похрустывал ледок, припорошённый тонким слоем снега. Князь подумал, что в эту пору снег сугробами завалил Россию и будет лежать до самой весны, пока не выгреет солнце и не зазвенит капель. Тогда снега начнут оседать, из-под них потекут ручьи, а отсыревший за день снежный наст ночным морозом схватится корочкой.

Великому князю так захотелось домой, хоть волком вой, но он не волен в себе. Пока шёл, Новгород вспоминал, как с отцом жил, ловил на Волхове рыбу, зимой делал во льду лунки, ставил крючья на щуку. Ребята ходили кулачными боями конец на конец, но он, князь Андрей, не упомнит, чтобы сам дрался. Заводил мальчишек, а сам смотрел на драку со стороны. Верно, оттого и поныне у него целые зубы и не перешиблена переносица. Ведь в драке в ход шло все: палки и камни, и всегда дело кончалось кровью...

Епископ встретил великого князя радушно:

— Яз, грешным делом, подумывал — забыл ты меня, княже.

— Как мог я, владыка! Благослови.

Они уселись в креслица у столика. Молодой чернец поставил перед ними глиняную чашку с мочёными яблоками, деревянный поднос с горячими лепёшками и мисочку с пахнущим мёдом.

— Мёд-то, сыне, с моей борти. Видал у оконца колоды? В зиму поднял на стойки, от мышей, шалят. Да утеплил, чтоб мороз не пощипал Божьих тружениц. Вот уж чудно устроены, себя кормят и нам подают. Живут по Святому Писанию.