Даниил Московский
Шрифт:
Опоясавшись, Андрей Александрович вышел. Увидев его, народ заволновался, загалдел.
— Тихо! — гаркнул боярин Аристарх. — Пусть один сказывает, а не сторылая толпа!
Наперёд выбрался крупный мужик в войлочном колпаке и домотканом кафтане, поклонился:
— Великий князь, аль у нас две шкуры? Зачем дозволил баскаку брать дань повторно?
— Кто ты? — грозно спросил князь Андрей и насупил кустистые брови.
— Меня, великий князь, весь Ростов знает. Староста я ряда кузнечного, и кличут меня Серапионом.
— Да будет те, Серапион, ведомо и всему люду ростовскому — дань собирали волею хана. Коли же хан укажет,
Толпа заволновалась, надвинулась:
— Твои гридни с ордынцами были!
— По неправде живёшь, князь!
Андрей Александрович шагнул назад, подал знак дружинникам, и те, обнажив мечи и выставив щиты, двинулись на толпу. Когда двор очистился, князь велел боярину Аристарху:
— Выступаем немедля, ино и Ростов, как Суздаль, покараю.
Подошёл тиун, спросил удивлённо:
— Так скоро, княже? Стол накрыт.
Князь Андрей ответил сердито:
— Людом ростовским сыт по горло я, старик.
Лет полсотни тому назад могучий хан Батый, внук величайшего из величайших полководцев Чингисхана, повелел заложить в низовье Волги-реки столицу Золотой Орды город Сарай. Место удобное, рукава реки обильны рыбой, а по камышам во множестве водятся дикие кабаны и иное зверье, а в степи щедрые выпасы с табунами и стадами. По степному раздолью кочуют орды. В весеннюю пору, когда сочные зеленя в цветении клевера и горошка, в одуванчиках и ярких тюльпанах, в степи ставят ханский шатёр, а вокруг него шатры его жён и сановников. Здесь ханы вершили государственные дела, принимали послов и зависимых князей, творили суд и расправу.
Ханы всесильны, и гнев их страшен, однако сыскался в Орде воевода, посмевший пойти против ханской воли. Им оказался Ногай. Со своими туменами и вежами [72] он откочевал в степи Причерноморья и провозгласил себя ханом Ногайской орды. Гнев хана Берке [73] не смог достать Ногая, и Ногайская орда кочевала от Кубани до горбов Карпатских. Отныне русские князья кланялись и хану Берке, и хану Ногаю, а после смерти Берке — хану Тохте. Начав борьбу за великий стол со старшим братом Дмитрием, городецкий князь Андрей получил поддержку и хана Тохты, и старого хана Ногая.
72
Вежа — кибитка, шатер.
73
Берке (1209—1266) — хан Золотой Орды, младший брат Батыя. При нём Золотая Орда обособилась от Монгольской империи.
В тот год с весны до первых заморозков Андрей Александрович провёл в Орде, сначала в Сарае, а затем в кочевье у Ногая. Он ползал на коленях перед Тохтой, оговаривая Дмитрия: тот, дескать, с Литвой заодно. И хан, озлившись на великого князя Дмитрия Александровича, вручил ярлык на великое княжение Андрею.
Пнув носком туфли русского князя, Тохта сказал своим вельможам:
— Орда могущественна, а конязи урусов — шакалы. Они рвут свою землю. Урусские конязи подобны червям.
Возвращаясь на Русь с ярлыком, Андрей Александрович побывал у Ногая. Одарив старого хана, он просил его не держать руку Дмитрия, и Ногай обещал ему.
Хан угощал князя Андрея. Они сидели на белой кошме под раскидистой ивой на берегу степной речки. Ногай бросал кости своре собак и, прищурив глаза, смотрел, как они грызлись между собой. Наконец хану это надоело, и он заметил с хитринкой в прищуренных глазах:
— Урусы уподобились этим псам.
Князь Андрей Александрович обиду не заметил и даже улыбнулся подобострастно. Пусть хан Ногай говорит что его душа пожелает, лишь бы не защищал Дмитрия. Теперь, когда в его руках ярлык на великое княжение, он чувствует себя уверенно даже в Орде. В том князь Андрей убедился, когда, возвращаясь на Русь, на него наскочил тысячник Челибей. Его воины охватили небольшую княжескую дружину полукольцом и готовы были обнажить сабли. Челибей сидел подбоченясь. Он не любил русского конязя за то, что тот, бывая в Орде, обходил его дарами. Теперь тысячник возьмёт себе всё, что везёт конязь урусов.
Но тут Андрей Александрович полуобернулся в седле так, чтобы тысячник увидел ханский знак.
Челибей, слетев с седла, склонил голову.
Его воины расступились, и в молчании дружина князя Андрея двинулась своей дорогой.
А когда городецкий князь Андрей вернулся на Русь с ханским ярлыком, то потребовал к себе удельных князей, и никто не посмел ослушаться, а князь Дмитрий Александрович сложил с себя великокняжескую власть...
Не питали удельные князья любви к князю Андрею, однако всем ведомо: он в Орду дорогу протоптал, приведёт ордынцев — и разорят неугодного князя...
Велика Русь Залесская, земли её от Белоозера до Рязанщины и от Ладоги до Урала, топчут её копыта татарских коней, и стонут русичи от ига ордынского. Господи, вопрошают они, минет ли Русь чаша горькая, когда изопьёт она её до дна? Тебе только то и ведомо!
Однако князя Андрея совесть не трогала: о чём мечтал, получил — из Городца сел во Владимире великим князем и тем Орде обязан. Кланялся ханам, но тому находил оправдание: разве отец его, Александр Невский, не стоял перед ханом Верхе на коленях? А не он ли, славный князь Новгородский, гнев татар на меньшего брата Андрея обратил? Власть сладка, даже если кровь родная — и та не всегда к разуму взывает. Эвон ещё со времён Киевской Руси какие распри среди князей были, брат на брата войной шёл...
Ковёр в ярких цветах по всему шатру. Если долго смотреть на него, то видится весенняя степь. Ногай любил степь. Много-много лет назад мать рассказывала ему, что он родился в дни цветения трав, и то известно луне и звёздам.
Хан убеждён — он живёт под покровительством луны, небо свидетель тому. Ногай пережил уже не одну жену, и конязь Андрей обещал привезти ему юную красавицу из Урусии. Ногай высказал ему своё желание и спросил, верно ли говорят, будто у Андрея молодая и красивая жена?
Конязь урусов испугался, как бы Ногай не потребовал к себе Анастасию, но хан заметил, смеясь, что сорванный цветок быстро вянет...
Дождь лил всю ночь, и только к утру распогодилось и засияло солнце. Когда Ногай, откинув полог, вышел из шатра, омытая степь блестела и чистый воздух был подобен родниковой воде. У шатра грозная стража, на древке обвис бунчук, символ ханской власти, а на дальнем кургане маячили дозорные. К хану подскочил начальник стражи, багатур Зият, поприветствовал Ногая. Тот кивнул молча.