Даниил Московский
Шрифт:
В степи редкие юрты. Вчерашним утром Ногайская орда откочевала к гирлу Днепра. Угнали стада и табуны, а сегодня свернут ханский шатёр. Верные темники Сартак и Сагир поведут за Ногаем его любимые тумены.
Хан щурился и потирал ладонью изрытое оспой лицо, поросшее жидкой седой растительностью. День обещал быть не жарким, не изнуряющим. Старый раб поднёс хану парное молоко кобылицы. Ногай выпил молча, пожевал испечённую на костре лепёшку, после чего подал знак, и ему подвели тонконогого скакуна. Воин придержал стремя.
Хан — и годы не помеха — легко
Пропустив войско, Ногай привстал в стременах, ещё раз осмотрел степь, пустил повод. Изогнув шею дугой, конь легко взял в рысь. Следом тронулись верные телохранители. Они ехали молча, не нарушая мыслей хана. Глаза у Ногая — узкие щёлочки, и не поймёшь, смотрит ли он? Но это обманчиво, хан всё видит и всё слышит. Лёгкий ветерок обдувает задубевшее от времени лицо хана, ерошит неприкрытые волосы. Ногай верит телохранителям, преданным багатурам, их жизнь принадлежит ему, хану огромной Ногайской орды.
Когда темник Ногай откочевал от Золотой Орды, Берке был во гневе, но что он мог поделать с Ногаем, чьё войско по численности не уступало ханскому?
Тохта, сделавшись ханом с помощью Ногая, смирился с его независимостью, признал его ханом Ногайской орды. Но Ногаю известно, как коварен хан, и потому он давно не появлялся в Сарае и не встречался с Тохтой, хотя тот и зазывал его.
Ближе к обеду Ногай, не покидая седла, пожевал на ходу кусок лепёшки с сушёной кониной, запил глотком кумыса Из бурдюка, поданного слугой.
Еда подкрепила хана, и теперь он продолжит путь, пока солнце не коснётся кромки степи.
За Ногаем не следуют кибитки его жён, они впереди, вместе со всеми вежами; и сыновья хана не прячутся за спину отца, они в передовом тумене и, если потребуется, первыми примут бой.
Ногай взял в жёны сыну Чоке дочь болгарского царя Тертерия. Не раз вторгались татары в Венгрию и Болгарию, и брак дочери болгарского царя и сына Ногая должен был обезопасить болгар, но Орда продолжала разорять Болгарию. И тогда Тертерий бежал в Византию, но император, остерегаясь хана, не предоставил царю болгар убежище...
Сколько видят глаза Ногая — всюду степь и травы. Они сочные и шелковистые. Но Ногай ведёт орду в те места, где травы под брюхо коню и степные реки полноводны. Там и разобьёт вежи его орда. Хан знает, это не понравится Тохте, но Ногай независим от Сарая и его степи не часть Золотой Орды. Где степи топчут скакуны Ногая, там и его земли, хочет того или нет Тохта. Хан Золотой Орды однажды попытался силой оттеснить ногайцев к Бугу, выставив заслон, но его смяли, и Тохта смирился. Он даже предлагал Ногаю в жёны свою сестру, но Ногай возразил: она-де не младше его средней жены.
В кубанских степях орда вежи не разбивает, там владения многочисленных касожских племён. Ногайцы живут с ними в дружбе, случается, роднятся — у Ногая одна из жён дочь касожского князя. Хан Ногай убеждён: если Тохта нашлёт на него свои тумены, касоги будут вместе с ногайцами.
К вечеру хан велел располагаться на отдых. Ногайцы расседлали и стреножили коней, выставили караулы. Тёмная южная ночь, небо вызвездило. А далеко, в той стороне, куда удалилась орда, небо пылало огнём. То ногайцы жгли костры.
Поев сыра и запив кипятком, в котором варилась молодая конина, Ногай улёгся на расстеленную попону, уставился в небо. Звёзд — великое множество. У каждого человека, что живёт на земле, своя звезда. Но которая из них его, хана Ногая? Может, та, что светит ярче всех?
Когда совсем сморил сон, Ногаю вдруг пришёл на память совсем недавний разговор со старым мурзой Ильясом. Ильясу давно отказали ноги, и он, обложенный подушками, только сидел. Мурза напоминал Ногаю облезшего, шелудивого пса, но хан иногда навещал его, не забывая, что в молодости он был храбрым, лихим воином и обучал совсем юного Ногая владеть саблей и стрелять из лука.
В последний раз, когда хан вошёл в шатёр Ильяса, тот пил кумыс и разговаривал сам с собой. Он говорил:
— Ох, Ильяс, Ильяс, разве забыл ты, каким багатуром был? Но почему уподобился ты подбившемуся коню? Ты не можешь вскочить в седло, и теперь твоя рука нетверда и не удержит саблю. Кому нужна такая жизнь?
Увидев Ногая, мурза обрадовался, плеснул в чашу кумыса, протянул. Его рука дрожала, и кумыс расплескался на войлок.
— Ты видишь, могучий хан, что делают с человеком годы? Знаешь, о чём я тоскую? Уже не доведётся мне водить мою тысячу на врага, слышать, как плачут жёны врагов, и видеть, как льётся вражеская кровь. Но ты, хан, ещё поведёшь тумены и насладишься сражением. Только не относи это в далёкое, не жди, пока лета сделают с тобой то же, что со мной.
«Истину говорит Ильяс, — подумал Ногай. — Давно не топтали кони моих туменов землю урусов. Но к тому не было причины». Если великий конязь урусов Андрей забудет дорогу к нему, Ногаю, и не станет привозить дары, он, Ногай, пойдёт на Русь и возьмёт всё силой. Ногай ощерился...
А перед утром он увидел сон: будто находится во Владимире, в княжеских хоромах, а перед ним стоит княгиня Анастасия, такая красивая, что Ногай даже слова сказать не может.
Хан проснулся, и на душе у него сладко. Он решает: если великий конязь Андрей привезёт ему молодую жену и она понравится Ногаю, то он потребует княгиню Анастасию. И пусть конязь Андрей откажется, тогда хан отнимет её.
По весне Волга делается полноводной, местами выходит из берегов, и вода подступает к крайним домикам Сарая-города. Волга затопляет малые островки, рвётся на множество рукавов, и молодой камыш зелёными стрелками начинает пробиваться по заводям, где кишит рыба и полно всякой птицы.
Дворец хана Золотой Орды Тохты огорожен высоким глинобитным забором, увитым зелёным плющом. Бдительная стража день и ночь несёт охрану, оберегая покой того, в чьих жилах течёт кровь Чингисхана.