Данте
Шрифт:
И я слишком устала и мне сейчас слишком комфортно, чтобы встать с кровати и переодеться. Завтра я постираю и верну дьяволу его супер роскошную и удобную рубашку. Но сегодня ночью я буду спать в его тепле и постараюсь не думать о том, что его запах и мысль о том, чтобы носить его одежду, совсем не отвратительны мне.
К моему облегчению, сегодня я почти не видела Данте. Я знаю, что он был в доме, потому что я видела его мельком в коридоре, когда он направлялся в спортзал этим утром, и я слышала, как он разговаривал с Максимо, когда проходила мимо кухни,
Прошлой ночью все произошедшее не казалось таким уж плохим, но при дневном свете все выглядит так, как было. Данте Моретти видел меня почти голой. Мне нужно несколько часов, чтобы мой мозг обработал эту информацию и нашел способ быть рядом с ним, не растекаясь лужей стыда.
Пытаясь избегать его и до конца вечера, я готовлю себе лапшу на ужин и направляюсь в свою комнату. Как только я оказываюсь внутри, я замечаю небольшую стопку аккуратно сложенной белой ткани на краю кровати. Предполагая, что София оставила немного нового белья или полотенец, я кладу лапшу на комод и подхожу к кровати, чтобы убрать все, что там лежит. Только подойдя ближе, я вижу, что это белые футболки, поверх которых лежит сложенный лист бумаги. В замешательстве нахмурившись, я беру его и открываю.
Поскольку ты так любишь разгуливать по дому в мужских футболках, тебе могут понадобиться эти.
Я бросаю записку и беру рубашку. Это простая белая хлопковая футболка с бирками, которые все еще на ней — бирки, говорящие мне, что это самый дорогой предмет одежды, который у меня когда — либо был. Они, должно быть, от Данте. Он купил мне футболки, чтобы я надевала их в постель? Не знаю, злюсь я на него или благодарна. Но ни то, ни другое не объясняет бабочек, которые сейчас кружатся у меня в животе.
Глядя вниз, я насчитываю еще четыре в стопке.
Он купил мне футболки, чтобы я бродила в них по дому? Чтобы спать в них?
Я разочарованно качаю головой. Один маленький акт доброты не отменяет того факта, что он дьявол.
Ради Бога, он похитил меня!
Мне нужно перестать думать, что он кто — то другой, кроме безжалостного преступника, которым он и является.
Прошло два часа с тех пор, как я съела свою лапшу, и я начинаю сожалеть, что не съела ничего из вкусного ужина, который готовила София, потому что я все еще голодна. Думаю, я могла бы пойти на кухню и перекусить. Я смотрю на часы, Данте в это время там не будет. Он будет в своем кабинете с Максимо или отрубать головы, или что — то в этом роде.
Я смотрю на новую белую футболку, которую надела ранее, и хмурюсь. Возможно, брать его подарок было ошибкой. Но они новые и такие удобные.
Вскакивая с кровати, я смотрю вниз на свой наряд. Я прикрыта до середины бедра. На мне нет бюстгальтера, но материал достаточно толстый, чтобы ничего не было видно, это вполне приемлемая одежда для прогулок по дому, даже если я столкнусь с охранником —
Я направляюсь на кухню, с облегчением вижу, что там пусто, когда заглядываю внутрь. Хотя свет горит, он всегда горит. По какой — то причине это меня успокаивает. Моя мама всегда говорила мне, что кухня — это сердце любого дома.
Я вздыхаю, заходя внутрь. Когда моя жизнь стала такой маленькой, темной и бессмысленной, что я нахожу утешение в самых тривиальных вещах? Я открываю холодильник и заглядываю внутрь, надеясь найти какие — нибудь остатки.
— Я вижу, ты получил мой подарок? — от его голоса у меня по спине пробегает дрожь.
Закрывая дверцу холодильника, я поворачиваюсь к нему лицом. Он одет в черные брюки от костюма и накрахмаленную белую рубашку. Воротник расстегнут, рукава рубашки закатаны, демонстрируя несколько темных татуировок на коже.
— Ну, учитывая, что ты выбросил мою вторую футболку, это больше похоже на замену, чем на подарок, — говорю я, отказываясь благодарить его или проявлять какую — либо благодарность вообще. Потому что он этого не заслуживает.
Он тихо смеется, пересекая комнату несколькими широкими шагами. И прежде чем я успеваю подумать о том, чтобы убраться с его пути, он возвышается надо мной.
— Тебе трудно угодить, Катерина, — говорит он, его голос такой глубокий и ровный, что он омывает меня и оседает в моих костях.
— Не совсем. Я заставляю себя улыбнуться, — все, чего я хочу, это вернуться домой. Тогда я была бы самой счастливой женщиной в мире. Лгунья!
Он прищуривается, глядя на меня, и проводит рукой по своей густой бороде:
— Хм?
— Хм, что? — я огрызаюсь.
— Я не думаю, что ты была счастлив в своем маленьком домике. Я не думаю, что ты была хоть сколько — нибудь близка к счастью.
— И ты думаешь, я здесь счастлива? — я усмехаюсь, даже когда моя кожа ощетинивается энергией от того, что я так близко к нему.
— Я не думаю, что ты здесь несчастна, хотя изо всех сил стараешься быть такой.
— Я ненавижу это место.
— Может быть, иногда. Но прошлой ночью, когда ты перевязывала рану Ленни, я увидел… — он снова прищуривает глаза, изучая мои, как будто хочет увидеть правду, которую я прячу глубоко внутри себя.
— Видел что? — спрашиваю я с хмурым видом.
— Свет в тебе. Ты была счастлива, делая это.
Я была счастлива. Я люблю ухаживать за больными. Любила ухаживать за больными. Но я никогда не смогу вернуться к этому.
— Мне нравится помогать людям, — шепчу я.
Он облизывает нижнюю губу, и у меня внутри все сжимается, когда непрошеные мысли о том, что бы я хотела, чтобы он сделал этим ртом, прокладывают мимолетный путь в моем сознании. Мой в остальном рациональный, логичный мозг развращен всей моей паховой областью.