Данте
Шрифт:
— Я думаю, это так.
В комнате Митч сидит на больничной койке, схватившись за плечо. Кровь сочится сквозь его пальцы и стекает по обнаженной груди. Я замечаю, что его рубашка свисает с руки, потому что кто — то уже срезал ее с него. Он морщится от боли, но он держится стойко и не издает ни звука, когда мы с Максимо входим в комнату.
— Привет, Митч, как у тебя дела? — спрашиваю я, натягивая пару латексных перчаток и убирая его пальцы с раны, чтобы осмотреть его.
— Как будто меня переехал грузовик, док, — выдавливает он слова.
—
— Я дал ему немного виски от боли, док, — произносит голос позади меня. Я замечаю, что в углу комнаты есть еще один мужчина в окровавленной рубашке. — Извините, сестра, — быстро исправляется он.
— Держи, док, — с усмешкой говорит Максимо, вручая мне пару металлических щипцов.
Я открываю рот, чтобы напомнить ему, что я не врач, но он говорит:
— Медсестра просто звучит по — другому. Это скорее выражение привязанности, чем титул.
— Или мы могли бы называть вас медсестрой Рэтчед, — Митч смеется, а затем стонет от боли, вызванной его усилием, его лицо багровеет.
— Как насчет того, чтобы ты просто оставался на месте и позволил мне найти эту пулю, а? — говорю я ему.
— Как скажете, док.
— Ты можешь достать мне немного морфия от боли, Максимо? — спрашиваю своего нового помощника.
— Нет. Ничего не хочу, — настаивает Митч. — Просто достань это и зашей меня.
— Но тебе было бы легче, если бы я просто дала тебе быстрый шанс.
— Я чертовски ненавижу иглы.
Я закатываю глаза:
— Дай мне знать, если передумаешь, хорошо?
— Ладно, — ворчит он.
— Ты ранен? — я смотрю на парня в углу с малиновыми пятнами по всей рубашке.
— Нет, док, это все кровь Митча.
— И я тоже хочу все это вернуть, приятель. Все до последней капли, — шипит Митч, когда я вставляю щипцы в дыру у него в плече.
— Ты злобный старый ублюдок, — Бад громко смеется, и даже Максимо хихикает рядом со мной. Затем они оба продолжают добродушно поддразнивать Митча, пока я извлекаю пулю из его плеча. Работа помогает мне сосредоточиться, так что я почти слишком занята, чтобы беспокоиться о том, где Данте и почему сегодня вечером был застрелен один из его людей.
Я как раз заканчиваю латать Митча, пока он пьет стакан виски, когда возвращается Данте. Он входит в комнату в одних костюмных брюках и одной из своих накрахмаленных белых рубашек, за исключением того, что она больше не белая, а темно — малинового цвета. У него также есть небольшой порез над глазом.
— Ты ранен? — спрашиваю я, мой голос немного выше обычного, когда мое сердце начинает биться немного быстрее.
— Я в порядке, котенок, — говорит он с самодовольной улыбкой. — Ничто из этого мне не принадлежит. Но мне действительно нужно кое — что для этого, — говорит он, указывая на свой глаз и сморгивая струйку крови.
— В шкафчике есть немного алкоголя и несколько пластырей. Я могу взглянуть на это, если вы дадите
— Я могу позаботиться об этом, — пренебрежительно говорит он, направляясь к шкафу.
Он прикладывает к глазу немного пропитанной спиртом ваты без малейшего намека на дискомфорт. Затем он снова исчезает из комнаты, не сказав больше ни слова. К тому времени, как он возвращается, Максимо и Бад помогают полностью зашитому и изрядно опустошенному Митчу выбраться из комнаты.
— Я отвезу этих парней домой, — говорит Максимо Данте, который одобрительно кивает.
И затем в комнате нас только двое. Данте снял пропитанную кровью одежду и стоит в нескольких футах от меня в одних обтягивающих черных боксерских шортах. Мои глаза как магнитом притягиваются к очертаниям его члена.
— Тебе нравится, котенок? — спрашивает он с мрачным смешком, от которого мои щеки вспыхивают жаром.
Я слишком быстро отвожу взгляд, делая еще более очевидным, что я просто смотрела на него.
— Тебе не нужно смущаться. Если бы ты стояла здесь в одном нижнем белье, я бы тоже на тебя пялился.
— Я не была… Прости, — говорю я, качая головой. Мне нужно выбраться отсюда.
Он пересекает комнату и встает прямо передо мной. Сплошная стена мускулов, чернил и секса. Как будто вокруг него какое — то магнитное поле. Его присутствие неизбежно. Оказавшись на его орбите, я, кажется, не могу мыслить здраво. Я веду себя как человек, которого даже не узнаю. У моей киски развивается собственный разум. Он так полон мощной, необузданной сексуальности и мужественности. Все в нем кричит "убегай", но мое тело все равно тянется к нему.
— Кого я обманываю, — говорит он низким и глубоким голосом, наклоняя голову и приближая губы к моему уху. — Я смотрю на тебя, независимо от того, что на тебе надето.
О, дорогой Боже!
— Остановись, — шепчу я.
Мы не можем этого сделать. Я не могу позволить этому мужчине завладеть мной, потому что я знаю, что прошлой ночью он был прав. Нам было бы так хорошо вместе. По какой — то причине между нами возникла безумная химия, и я не могу позволить ему продолжать в том же духе. Я не могу позволить себе испытывать к нему какие — либо чувства. В тот момент, когда я ему надоем, он выбросит меня, как мусор. Я не нужна. И чем скорее я позволю ему трахнуть меня, тем скорее я стану для него бесполезной.
— Я не могу остановиться, Кэт, — говорит он, его голос понижается еще на октаву. Он кладет руку мне на бедро, и моя кожа расцветает жаром. — Поверь мне, я пытался. Мне нужно трахнуть тебя больше, чем когда — либо в чем — либо в своей жизни.
— Мы не можем, — протестую я, но мой голос такой тихий, что его едва слышно.
— Мы можем, — теперь его другая рука на другом моем бедре, и он притягивает меня ближе к себе, пока наши тела почти не соприкасаются. — Посмотри на меня, — приказывает он.