Дантов клуб. Полная версия: Архив «Дантова клуба»
Шрифт:
Заговорила вдова:
– Человек погиб на вашем дознании. Вы что-либо о нем узнали?
Куртц воздел руки:
– О, сколь часто на допросах в полиции оказываются добрые граждане из одних и тех же семейств, – сказал он и криво усмехнулся. – Смиты либо Джонсы.
– А этот? – спросила миссис Хили. – Он из какой семьи?
– Он не сообщил нам своего имени, мадам. – Куртц раскаялся и спрятал улыбку под растрепанным бугром усов. – Однако у нас нет причин полагать, что этот человек владел какой-либо информацией об убийстве судьи Хили. Он был несколько не в себе, а также под мухой.
– Положительно невменяем, – добавил Савадж.
– Отчего же он пришел
Отличный вопрос, подумал Куртц, однако он не желал этого показывать.
– Мне не передать, сколь многие из найденных на улицах утверждают, будто их преследуют демоны; при том они сообщают описания своих обидчиков, включая рога.
Миссис Хили подалась вперед и сощурилась.
– Шеф Куртц, где ваш возничий? Куртц поманил из прихожей Рея.
– Мадам, позвольте представить вам патрульного Николаса Рея. Вы просили взять его с собой, поскольку он видел человека, погибшего на том дознании.
– Офицер полиции – негр? – с видимым неудобством спросила вдова.
– В действительности мулат, мадам, – с гордостью доложил Савадж. – Патрульный Рей первый в штате. Первый в Новой Англии, можно сказать. – Он протянул руку, и Рею пришлось ее пожать.
Миссис Хили с натугой вывернула голову и вытянула шею, дабы удовлетворительно рассмотреть мулата.
– Вы тот самый офицер, что был в ответе за бродягу – того, который погиб?
Рей кивнул.
– Скажите мне тогда, офицер. Что, по вашему разумению, вынудило его это сделать?
Глядя на Рея, шеф Куртц нервно кашлянул.
– Я не могу утверждать определенно, мадам, – честно отвечал Рей. – Я не могу утверждать, что он понимал либо отдавал себе отчет в опасности своего физического состояния.
– Он говорил с вами? – спросил Роланд.
– Да, мистер Хили. То бишь пытался. Но, боюсь, его шепот невозможно осмыслить, – сказал Рей.
– Ха! Вы не в состоянии выяснить, что за бездельник умер у вас на руках! Может, и вы полагаете, будто мой муж заслужил такой ужасный конец, шеф Куртц!
– Я? – Куртц беспомощно оглянулся на Саваджа. – Мадам!
– Я больная женщина, видит Бог, но я не позволю водить себя за нос! Вы считаете нас порочными глупцами и желаете нам попасть в ад!
– Мадам! – Савадж повторил вслед за шефом.
– Я не доставлю вам удовольствия увидеть на этом свете мою смерть, шеф Куртц! Ни вам, ни вашему неблагодарному ниггеру! Мой муж делал все, что в его силах, нам нечего стыдиться! – Компрессы рухнули на пол, а вдова принялась царапать себе шею. Это новое насилие отозвалось на коже свежими ранами и красными полосами. Вдова Хили рвала шею, ногти вгрызались в плоть, выцарапывая грозди невидимых насекомых, кои таились в расселинах ее разума.
Сыновья повскакивали с кресел, но смогли всего лишь отшатнуться к дверям, куда также беспомощно пятились Куртц и Савадж, точно вдова могла в любой момент вспыхнуть пламенем.
В следующий миг Рей спокойно шагнул к кровати.
– Мадам Хили. – От этого царапанья шлейки ее ночной сорочки свесились с плеч. Дотянувшись до лампы, Рей прикрутил фитиль, так что теперь был виден один лишь силуэт вдовы. – Мадам, я хочу, чтобы вы знали: однажды ваш муж помог мне.
Она притихла.
У дверей Куртц и Савадж обменялись удивленными взглядами. Рей говорил слишком тихо, и с другого конца комнаты они не могли разобрать всех слов, а потому боялись, как бы вдова в своем безумии опять что-либо не выкинула. Но видно было даже в темноте, как спокойна становилась она, как тиха и задумчива, несмотря на тяжелое дыхание.
– Расскажите,
– Еще ребенком женщина из Виргинии привезла меня на праздник в Бостон. Аболиционисты забрали меня у нее и привели к верховному судье. Верховный судья объявил, что по закону раб, пересекший границу свободного штата, получает свободу. Он поручил меня заботам цветного кузнеца Рея и его семьи.
– Тогда нас еще не погубил этот проклятый Закон о беглых рабах. – Веки миссис Хили захлопнулись, она вздохнула, рот страдальчески изогнулся. – Я знаю, что думают друзья из вашей расы, – все из-за мальчика, из-за Симса. Верховный судья не позволял мне являться на заседания, но тогда я пошла – слишком много было разговоров. Симс был похож на вас, красавец негр, только темнее – как чернота в людских душах. Верховный судья не отослал бы его назад, когда б его не вынудили. У него не было выбора, поймите. Но вам он дал родных. Семью, в коей вы были счастливы.
Рей кивнул.
– Почему ошибки заглаживаются лишь последствиями? Почему их нельзя исправить тем, что было прежде? Это так тяжело. Так тяжело.
К вдове вернулось некоторое здравомыслие, она теперь знала, что необходимо сделать, когда офицеры уйдут. Но от Рея ей требовалось еще одно.
– Умоляю, скажите, он говорил с вами, когда вы были ребенком? Судья Хили так любил разговаривать с детьми – более, чем со взрослыми. – Она вспомнила Хили и их собственных детей.
– Он спросил меня, хочу ли я остаться здесь, миссис Хили, прежде чем подписал распоряжение. Он сказал, что в Бостоне меня никто не тронет, но я должен решить сам: бостонец отвечает за себя, но также и за город, в ином случае я навсегда останусь изгоем. Он сказал мне, что когда люди Бостона предстают перед жемчужными вратами, ангелы предупреждают их: «Вам здесь не понравится, ибо сие не Бостон».
Он слышал этот шепот, пока вдова Хили засыпала; слышал сквозь убогость своей тряской квартиры. Каждое утро слова были у него на языке. Он чувствовал их вкус, погружался в их терпкий запах, кололся о заскорузлую щетину того, кто их произносил, но когда бы он ни пытался повторить шепот, на облучке либо перед зеркалом, получалась нелепица. Он часами просиживал с пером в руке: высыхали чернила, но записанные на бумаге слова обладали еще меньшим смыслом, нежели произнесенные вслух. Он видел этот шепот, эту гнилостную вонь, на него смотрели потрясенные глаза, и тело вновь пробивало собою стекло. Человек без имени упал с неба – эта мысль преследовала Рея – прямо ему в руки; он не смог его удержать, и человек упал обратно. Рей заставлял себя выбросить незнакомца из головы. Но как же ясно он видел тот полет, двор и человека, ставшего кровью и листьями, опять и опять, ровно и неизменно, точно картинки из волшебного фонаря. Остановить падение – к черту Куртца с его приказами. Найти смысл словам, повешенным в мертвом воздухе.
– Ни с кем иным я бы его не отпустила, – сморщив личико, объявила Амелия Холмс и поправила воротник мужнего плаща, дабы прикрыть шею. – Мистер Филдс, он не должен был нынче выходить. Я так за него волнуюсь. Послушайте, как он дышит, это все астма. Скажи мне, Уэнделл, когда ты будешь дома?
Прекрасно оснащенная коляска Дж. Т. Филдса стояла у дома номер 21 по Чарльз-стрит. Пути было всего два квартала, однако Филдс никогда не позволял Холмсу ходить пешком. Доктор стоял на крыльце, дышал с трудом и винил в том холодную погоду, как прежде – жару.