Дао Дэ Цзин (перевод Кувшинова Александра, Кан Юй)
Шрифт:
Ответ, вытекающий из перевода и подтверждаемый всей историей Учений древнего Китая, прост и очевиден: Конфуцию— как личности и конфуцианству— как явлению.
Судя по всему, Лао Дань покидал современный ему Китай в период все более широкого и мощного распространения конфуцианства (по сведениям из разных источников он, к слову, был старшим современником Конфуция, обращавшегося, к тому же, минимум — однажды к нему за советом), убедившись в невозможности противостоять, соперничая, индивидуальным личным примером «укоренению» в государстве популярного среди «власть имущих», но во многом полярного ему по своим принципам и методам Учения Великого Кун Фу-цзы, проповедовавшего мирской (читай — земной) Путь (Дао) «выправления» человека и государства. Так, вероятно, и возник этот текст, в котором Великий Лао изложил свои рекомендации «имеющим подчиненных» по достижению, в частности, Порядка-Правильности в государстве и — Гармонии в Человеке и Поднебесной в целом. А
Вопрос второй, по видимости — куда более простой, но тем не менее все же упорно «расслаивающийся» в трактовке переводчика:
Почему Лао-цзы ушел именно «на Запад»?
Или, иначе говоря:
Куда именно и с какой целью (по-человечески предположив все же ее наличие) ушел Великий Перводаос, провозгласивший буквально перед самым этим уходом: «Чем дальше выходишь <читай — в мир, из Себя> — тем меньше ведаешь»?
Доверившись пространственно-географической достоверности самого факта «ухода на Запад» и адекватности оригиналу двух ведических терминов прилагаемого перевода [152] …
152
См. примечания к IV и XXXII.
(Дополнительный, неразрывно связанный с этим вопрос:
«Откуда взяться в тексте даоса Лао-цзы терминам, толкуемым в Большом китайско-русском словаре как „будд.<-истские>“, но по сути своей ведическим (т. е. несравнимо более древним, чем учение Бодхидхармы)?»—
легко снимается, если вспомнить, доверившись и на этот раз Сыма Цяню, о службе некоего Лао Даня в одном из хранилищ Знания древнего Китая, где вполне могли оказаться представленными в том или ином виде (в оригинале либо в переводах, более или менее фрагментарно) те или иные Ведические тексты, не исключая при этом и возможности общения мудрого архивариуса с пришлыми с Запада бродячими Учителями. Да и, забегая чуть вперед, спросим себя еще об одном.
Пожилой, судя по всему, но, вероятно, все еще полный внутренних сил Старец-Младенец уходил, «эмигрируя», в Гималаи (т. е. в те области Поднебесной, где по-китайски практически не говорили и не писали) вовсе «без языка», либо — зная уже санскрит (или его письменный — так называемый «ведический» — вариант), принятый там?
При этом, разумеется, вовсе не стоит исключать, во-первых, наличие у Великого Даоса способности к так называемым внеязыковым или внечувственным способам общения, а во-вторых (что, заметим, не менее вероятно) — и того, что автор «Даодэцзина» мог и сам, независимо от Вед, прийти к сходной с ведической концепции Мироздания.)
Но как бы то ни было, а приняв два исходных факта рассуждения просто за данность, мы опять, как и в предыдущем случае, получаем краткий и ясный в своей определенности ответ:
Уходя на Запад, Учитель Лао уходил, говоря современно, в Индию, на родину Брахманов, Риши и Гуру, к прародине большинства широко распространенных ныне не только на Дальнем Востоке Духовных Учений… Зачем?Прикоснуться ли к Истокам, обрести ли Учителя, отыскать ли то самое «малое государство», которому посвящена предпоследняя главка-строфа [153] его единственного(и опять вопрос: единственного — из дошедших до нас? не будем забывать: мы доверились информации о том, что в миру Лао Дань был еще и историографом) труда? Бог весть… Но, опять же, как бы там ни было, а сами эти вопросы, если все же допустить их правомерность и — главное — корректность, представляются переводчику вполне естественными и ни в коей мере друг друга не исключающими, на чем здесь и остановимся.
153
Читателю, которому модель Идеального малого государства, описанная в этой главке, покажется слишком утопической, идеалистической и в целом — недостойной внимания, переводчик, ни на чем не настаивая, может просто порекомендовать ознакомиться с любопытной статьей И. Мардова «Вавилонское грехопадение», опубликованной в журнале «Наука и религия» № 5, 1991 г. и посвященной нетрадиционному прочтению нескольких стихов Ветхого Завета, а также вытекающим из этого выводам, далеко выходящим за пределы собственно библейского текста.
О названии
А мы уйдем на… Запад! (По идее, буйвол-то должен был быть черным.)
В процессе работы над переводом, как это обычно и бывает, переводчик встречал у других и изобретал сам различные варианты перевода названия тринома «Даодэцзин»: от традиционно-нейтрального («Книга о Дао и Дэ») до наивно-неуклюжего («Книга о Пути и Шаге»), сознавая при этом, что ни одно из них нисколько не отражает содержания самого текста. При этом существует древняя традиция оставлять названия сакральных книг без перевода, просто транскрибируя их кириллицей («Авеста», «Упанишады», «Махабхарата», «Талмуд», «Библия», «Коран»…). Но «Даодэцзин», как представилось в итоге переводчику, книга в этом смысле особая, ибо, в отличие от прочих, ее название имеет по меньшей мере два абсолютно беспрецедентных «титульных» эквивалента в других языках: индо-английский («The Absolut and Manifestation») и старославянский («Слово о Законе и Благодати»). И если первый из них, служащий заглавием одной из многочисленных работ великого индуиста Свами Вивекананды (1863—1902), по причинам чисто языковым и хронологическим (Вивекананда наверняка был хотя бы поверхностно знаком с «Даодэцзином») останется здесь лишь упомянутым, то на втором, являющемся «ключом» к ораторскому (как подчеркивают исследователи [154] ) труду православного митрополита Киевского Илариона (XI в.), — не вдаваясь в глубокий сопоставительно-текстологический анализ, способный, в принципе, послужить темой особого научного исследования, — остановимся несколько подробнее.
154
См. «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона: Сб. «Богословские труды», 28, М.: 1987, стр. 313…338, где приведен и новый перевод «Слова о Законе…», выполненный А. Белицкой.
Во-первых, сам титул «Слово о Законе и Благодати» является буквальной(хотя и не вполне смысловой) «калькой» тринома «Даодэцзин». (Так, один из вполне логичных «рассудочно-уточнительных» вариантов перевода иероглифа Дао — именно Закон, причем не в юридическом, а в самом широком смысле этого емкого слова: Закон Сохранения Гармонии, тогда как однозначным славянским лексико-семантическим эквивалентом Дэ, встречающимся у разных переводчиков, служит Благодетель/Благодать, да и в самом тексте «Слова о Законе» (а точнее — его перевода на современный русский) сказано: «Прежде Закон, потом Благодать» [155] , а в «Основах Дао и Дэ» — «Дэ появляется после утраты Дао» [156] ). Случайности? Но запомним, все же, что их уже две, и, не нагромождая аргументы, просто отметим, что — по наблюдениям переводчика — параллель, приведенная в последних скобках, — не единственная.
155
«Богословские труды», 28, стр. 316, 7-й абз.
156
См. XXXVIII.
(Есть еще название «Три телеги» — якобы написанный на бамбуке занимал три телеги. — J.).
Во вторых же…
Дело в том, что, как мы помним, собственное имя Лао-цзы — Ли Эр. Имя же автора «Слова о Законе» — Иларион.
Вслушаемся: Ли-Эр, Ил-Ар…
А если еще взять и поменять местами две первые буквы любого из имен, то по поводу остающейся разницы можно будет, при желании, очень долго спорить:
«Неубедительно»,
«Малоубедительно»,
«Маловероятно»,
«Невероятно»,
«Неимоверно»,
«Фантастично»
и, наконец, —
«Верю!»…
Кстати, какое из этих слов больше нравится лично Вам?
И… у Вас не возникло хотя бы крохотнейшего желания при всем этом улыбнуться? И даже не потому, что «Без смеха неполно служение Дао», но ведь и само имя Иларион происходит от греческого Hilarion, означающего «Веселый», «Радостный». (Тогда как Липо-китайски — просто « сливовое дерево», « слива».) [157]
157
Хотя, конечно же, не будем забывать и что все, по видимости случайное, не случайно по сути.
Что еще сказать о славном Лао-цзы?
Как и большинство Духовных Учителей, в этом мире он был и остается личностью скорее легендарной, чем реальной. Ни пространство, ни форма, ни время, как повествуют предания, были над ним не властны. Зачатый непорочно от Солнца (чья Ци, сконцентрировавшись в пятицветной жемчужине, оплодотворила его мать Сюань-мяо-юйнюй, жемчужину эту проглотившую), в мир он вышел из левого материнского подреберья, пробыв в утробе матери 81 год (вот и Старец-Младенец). Рождение это произошло под сливовым деревом (отсюда и родовая фамилия Ли). Прожил в Китае около 200 лет, после чего верхом на черном буйволе отбыл на Запад [158] .
158
В принципе, кроме всего прочего, для китайца этот фразеологический оборот («отбыть на Запад») — эвфемизм, т. е. просто замена запретного (в обыденном употреблении) глагола «умереть». Но в нашем случае Лао-цзы, по словам Сыма Цяня, отбывает на Запад верхом на черном буйволе, что уже к эвфемизмам, насколько известно переводчику, никакого отношения не имеет.