Дар белого астронавта
Шрифт:
— Алька! — окликнул его Синицын и почувствовал, что голос его противно заискивающий. — Я тут у одного иностранную марку видел…
Но Черепанов втянул голову в плечи и даже ускорил шаг. Это было невероятно! При упоминании о марках он становился сам не свой и вцеплялся в человека мертвой хваткой.
А тут даже не остановился.
Синицын совсем пал духом. Он сел на свое место и уныло уставился в пол. Рядом с ним остановились голубые ботинки с поцарапанными носами. Макар медленно поднял голову.
Перед ним стояла, заложив руки за спину, Даша Поспелова и презрительно смотрела на него сверху вниз. У Синицына тоскливо зачесался нос.
— Так ты, оказывается, не только хвастунишка, но и предатель?!
Макару показалось, что голос ее звенит на всю школу, хотя Даша говорила почти шепотом.
— Кто, я?! — привстал Синицын, и у него глупо отвисла нижняя губа. — Я — предатель?!
Даша не стала его слушать и ушла на свое место.
— Тихо! — крикнул Лысюра. — После уроков не расходиться: будет классное собрание. Закрытое, без учительницы.
— Почему закрытое? — спросил кто-то.
— Потому, — ответил за Черепанова Лысюра, — что будем судить Синицына!
Макар задохнулся:
— Меня… судить?!
— А кого же еще? — возмутился Живцов. — У нас больше нет предателей.
Но тут же умолк: в класс вошла Нина Борисовна.
Синицын опустился на свое место. В голове его гудело, как в школьном коридоре на большой перемене.
«Обижают, — он вдруг шмыгнул носом, — все меня обижают, даже Зойка, и та…»
Весь урок Синицын сидел как на иголках. Еле дождался конца. Нина Борисовна продиктовала домашнее задание, собрала со своего стола журнал, тетрадки и ушла. Все тоже делали вид, что собираются, но сразу же после ухода учительницы Живцов подскочил к двери и заложил ее ножкой стула. Класс загудел.
— Не орите! — поднял руку Лысюра. — Будем проводить закрытое собрание.
— Как же не орать! — взорвался Живцов. — Если в наши ряды пробрался шпион, предатель…
— Кто шпион?! Кто предатель?! — подскочил к нему Синицын. — За шпиона, знаешь… по сопатке получишь!
Их с трудом растащили.
— Спокойно, спокойно! — надрывался Черепанов. — Объявляю собрание открытым. Пионера Синицына прошу выйти к доске.
— Зачем к доске? — струсил Макар.
— Иди! Иди!
Синицын послушно вышел и растерянно остановился.
— Бери мел! — приказал Черепанов. — Рисуй морскую корову, морскую уточку, морское перо.
«Да не знаю я ничего такого!» — хотел было крикнуть Синицын, но рука его помимо воли уже рисовала на доске. Он даже сам начал с интересом смотреть на то, что появляется на доске.
Морская корова была похожа на тюленя и моржа, с толстой складчатой шеей. Морское перо только чуть-чуть напоминало птичье перо, а уточка совсем не имела ничего общего с обычной уткой — это были толстые короткие стебли с пучками листьев на конце.
— Ну вот, видите?! — воскликнул Живцов, кивая на доску. — Он прекрасно знает всех морских животных: коров, собак, свиней… А вчера прикинулся Незнайкой на Луне!
Синицын пробормотал, запинаясь:
— Вчера я действительно не знал…
— А сегодня знаешь! — ехидно бросил Живцов. — Вчера на пустяковые вопросы не мог ответить, а сегодня даже рыб с зелеными костями назвал, не моргнув глазом. Да ведь этого даже старые кавээновцы-пенсионеры мне никогда не могли сказать!
— Сказки для второго-третьего класса! — поддакнул Лысюра.
Макар в отчаянии приложил руку к груди:
— Это правда, чистая правда! Я вот только объяснить этого не могу, поверьте на слово… — и вдруг выкрикнул: — Честное пионерское, не могу!
На минуту в классе наступила полная тишина, как перед контрольной. Потом она взорвалась отчаянными криками и шумом:
— Он еще словом пионера бросается!
— Бессовестный!
— Гнать его из пионеров!
Но тут поднялся Лысюра и потребовал слова.
— Дело нешуточное, — он значительно обвел всех взглядом. — Я предлагаю не допускать больше Синицына к турнирным соревнованиям КВН…
— Не надо… я… — дернулся Макар.
— Справедливо! — пробасил молчавший до того Пономаренко, и руки взметнулись вверх.
Встреча с коброй
Вечером Синицын нос к носу столкнулся в подъезде с Гошей Шурубурой. Тот шел, волоча за собой ранец с оторванной лямкой, и уныло смотрел под ноги. Видно, у него, как и у Макара, тоже были неприятности. Это сразу как-то расположило к нему Синицына. Он положил руку на плечо Гоши и спросил:
— Ты чего такой, Шурубура?
— А-а-а! — отмахнулся тот безнадежно.
— Хочешь, я тебе планер подарю? Помнишь, обещал?
Гоша засопел, подозрительно посмотрел на Макара и пробурчал:
— Ничего мне не надо!
— А мороженого? Эскимо! Или какое ты любишь?
Шурубура стал обходить Макара слева. Видно, он не верил ему, поскольку тот не раз обещал то одно, то другое.
— Постой, куда ты? Я ведь не вру! — Синицын прижал его к перилам.
Но так трудно поверить человеку, который раньше не сдержал ни одного своего обещания! Гоша пыхтя стал вырываться.
Вдруг Синицын перед самым его носом громко хлопнул в ладоши.
Шурубура остолбенел и не сводил глаз с раскрытой ладони Макара. А на ней лихо плясал и кувыркался маленький-маленький клоун в пестрой одежде и длинном колпаке с кисточкой. Рядом с ним скакала совсем крохотная собачка и лаяла писклявым голосом.
Тут послышались шаги, заскрипела дверь подъезда. Макар сжал ладонь и обернулся.
В подъезд вошла соседка Агафья Сидоровна, которую за сплетни и злой язык прозвали Коброй. Особенно не любила она детей, говорила, что они «кругом пакостят», и всячески старалась им досадить.