Дар белого астронавта
Шрифт:
Влада Изотовна еще не успела утвердительно кивнуть, как по вытянувшимся лицам «альбатросовцев» стало понятно: ответ правильный. Разразилась буря восторженных криков.
— Минутку! — подняла руку Влада Изотовна. — А может, Олег знает, сколько воды в океанах и облаках?
— Знаю, — смущенно ответил Черепанов. — В озерах и реках — четыре миллиона, в ледниках — тридцать миллионов, в облаках, тучах — двенадцать миллионов кубических километров воды.
— Ур-ра!!! — закричали «Любознательные».
— Олег немного ошибся, — внесла ясность Влада Изотовна. — В ледниках не тридцать миллионов, а двадцать восемь и восемь десятых. Но ошибка незначительная, и команда «Любознательных» получает восемь очков.
В стане «альбатросовцев» пронесся жалобный, протяжный стон.
Теперь пришла очередь Живцова задавать вопрос. Он преобразился. Лицо его стало напряженным, глаза сощурились.
— Какой цветок расцветает раньше всех весной? — спросил он.
— Подснежник! — хором, как один, отозвались «альбатросовцы».
— Это ваш окончательный ответ? — улыбнулась Влада Изотовна.
Все обернулись к капитану Пашке Многолету. Тот хмурился, глядя в пол.
— Нет, не окончательный, — поднялся он. — Первым зацветает горицвет.
Влада Изотовна сделала отметку в блокноте:
— Пять очков.
Пашка сел под ликование своей команды. Но тут же вскочил и предложил одному из команды «Любознательных» выйти к доске.
Живцов повернулся к Макару и зашипел:
— Ну, Синицын, ты еще не отвечал. Иди, выручай команду! Наверное, какую-нибудь задачку дадут, а ты их щелкаешь как орешки.
Синицын, подталкиваемый многими руками, напутствуемый пожеланиями, выбрался из рядов своей команды и подошел к стоявшей в углу черной глянцевой доске.
Там он привычно взял мел и неожиданно почувствовал уверенность: «Уж задачку-то я решу».
— Нужно нарисовать, — раздался голос Многолета, — капусту, огурец, желудь, собаку, кота и коня.
— Пустяки, это же просто! Дуй, Синицын!
— Только, — продолжал Многолет, подняв руку, — морскую капусту, морской огурец, морской желудь, морскую собаку, морского кота и морского коня.
Все это он проговорил с наслаждением, каждый раз выделяя слова «морской», «морская»… У Синицына даже зубы заныли. Что рисовать — он и представления не имел.
Каких-то морских собак, котов… А какие они? Может, такие же, как и сухопутные, только побольше размером? Кот величиной с кита? А какой тогда конь? Постой, постой… Какие-то неясные воспоминания возникли в голове у Синицына. Морской конь, морской конек…
Правильно, морской конек! Макар не раз видел его в детских книжках. Он похож на шахматного коня, только вместо гривы — колючки.
И Синицын торопливо принялся рисовать шахматного коня. Правда, получился он немного кривой, но зато похожий.
Особенно старательно Макар вырисовывал круглую невысокую подставку.
Сзади захихикали, Синицын обернулся.
— Что это? — Пашка тыкал перед собой пальцем и заливался смехом.
— Морской конь!
«Альбатросовцы» грохнули хохотом.
— Шахматный это, а не морской, — отрезал Многолет. — У морского никакой подставки нет, а хвост острый, как шило.
И тут Синицын услышал со стороны своего класса сильное шипение, как от клубка змей, он увидел множество устремленных на него укоризненных и сердитых глаз. Но одни особенно поразили его — удивленные и презрительные — глаза Поспеловой. Он понял, что, дав честное слово и не выполнив его, оказался болтуном в глазах девочки, которая ему нравилась больше всех.
Синицын опустил голову, положил тихонько мел и поплелся на свое место…
Долго еще продолжался турнир между «Альбатросом» и «Любознательным». Макар в это время горько думал: «С завтрашнего дня опять начну двойки хватать. Все. Наверное, пропал мышонок Тик-Так. Кончилось волшебство. Что делать?»
Он еле дождался конца турнира, даже толком не поняв, кто кого победил. Макару было не до того.
Расталкивая всех, он пробирался к двери. Кто-то с размаху хлопнул его по плечу:
— Что же ты подвел нас, Синицын?
Он даже не оглянулся. Схватив с вешалки пальто, выскочил на улицу.
Где ты, волшебник Тик-Так?
Рваные тучи неслись по небу, ветер хлестал по ногам сухими листьями. Макар бежал, горестно бормоча себе под нос:
— Бедный я, несчастный… Один раз удача привалила — не учить уроки, да и то ненадолго. Теперь опять страдать над учебниками, зубри — ой-ой-ой! — чуть не прискуливал он.
Отомкнул дверь — дома никого. Затаив дыхание, Макар направился на кухню. Вдруг из темноты появился Обормот и начал тереться об его ноги. Наверное, колбасы просил. А может…
Синицын испугался.
— Обормот, ты?..
Кот сыто и нахально замурлыкал. Макар схватил его за шиворот:
— Признавайся, слопал Тик-Така?
Кот сучил лапами и закатывал глаза. Из-под кровати за этой сценой одобрительно наблюдал Брехун, поблескивая крохотными глазками. Кот со своими пакостями сидел у него в печенках.
— Все ясно, — грустно сказал Синицын. — Ты подкараулил маленького беззащитного мышонка и съел его. Сожрал! Что, скажешь, не так? Эх ты! Ведь это волшебный мышонок! Сказал бы мне, что есть хочешь, я бы тебе килограмм колбасы приволок! Честное слово! Уходи, не хочу тебя видеть, — и он отшвырнул Обормота.
Кот улизнул под кровать. Макар тихонько отворил дверь на кухню. Прислушался.
Ветер завывал за окном. А на холодильнике сидел живой мышонок.
— Ты меня звал, добрый мальчик? — спросил он.
— Конечно, дорогой Тик-Так! — обрадовался Макар. — Вызвали меня сегодня к доске, а я ничего не мог ответить. Подумал, что волшебство твое кончилось. Что же…
— Ты ошибся! Знай же, мальчик, что волшебство мое сильное, и ничто не может ему противостоять, потому что это не злое волшебство. И тот, кто им владеет, не теряет свою силу.