Дар Божий
Шрифт:
Кафе пустовало. Только в дальнем углу сидели парень и девушка, которые мгновенно съежились при виде проректора и преподавателя Богословия. Боровицкий первым сел за столик у широкого окна и объявил официантке, что им нужно три кофе. Женя открыл было рот, чтобы сообщить, что кофе сегодня уже пил, но вовремя опомнился и поспешно сел.
За окном простиралась широкая площадь с величественной статуей посредине. Христос благосклонно смотрел на торопящихся, под дождем, людей. Но они, кажется, не обращали на это никакого внимания. Вода стекала по пустым глазным яблокам, придавая лицу пророка странное, жутковатое выражение.
– Господа, что это было? Там, в коридоре? – уже совершенно спокойно спросил Боровицкий, аккуратно приподняв чашечку с кофе. В его руке она казалась совсем игрушечной.
Руся презрительно фыркнул. Женя ничего не сказал, продолжая внимательно рассматривать статую, словно видел ее впервые.
Боровицкий, прищурившись, переводил взгляд с одного подчиненного на другого.
– Руслан, Женя. Я понимаю, что эта тема – непримирима для вас. Мне плевать, что задеты твои чувства верующего, Руслан (Руся едва заметно дернулся). Мне плевать, что тебе сложно сходить на молебну, Жень. Прежде всего, вы – преподаватели. Оставьте ваши личные предпочтения там, за дверью. Так или иначе, наши студенты – они еще практически дети. От нас зависит, что будет в их головах. И не забывайте, пожалуйста, в какое время мы живем: люди растеряны, они напуганы. Не стоит подливать масла в огонь. Мы должны дать им опору, уверенность, что старшее поколение уверено в завтрашнем дне, несмотря ни на что. Все и так на нервах: Инквизиция, террористы, журналисты. Пускай хотя бы в наших стенах они будут уверены, что все хорошо. Что церковь и наука действительно, как им и говорят с экранов, вместе ищут и нашли решение. Ладно – мы, но они – они достойны хотя бы надежды на светлое будущее. Вне зависимости от того, кто из вас прав…
– Расскажите это преподавателям, которые слишком заняты, чтобы потратить час на молебен. – железным голосом отчеканил Руся, глядя куда-то в даль.
Раздался сильный хлопок, донесся звон битого стекла. Женю подбросило в воздух и швырнуло через кафе, словно пушинку. Его ударило об стену и он повалился на пол, лицом вниз. Свет перед глазами на мгновенье вспыхнул и померк. Где-то истошно закричали.
Кафель холодил разгоряченную кожу. Женя тяжело дышал, с силой выталкивая из легких воздух, в ушах стоял противный писк, перемешиваясь с далекими криками ужаса и боли. Он попытался подняться, но руки подломились и он вновь рухнул на кафель. Тогда он повернул голову и посмотрел в сторону окна, возле которого они только что сидели. Пол усеяли осколки битого стекла. Прямо на них, среди поваленных столиков и стульев, сидел Руся, мерно раскачиваясь взад-вперед. Он зажимал уши ладонями, сквозь пальцы струилась кровь. Голова раскалывалась от невыносимой боли, Женя с силой зажмурился и вновь открыл глаза.
Сквозь разбитое окно виднелась затянутая дымом площадь. Женя не сразу понял, что изменилось: на месте статуи Спасителя полыхало пламя.
Глава 2
Женя взглянул на часы, висящие в глубине кафе за разбитой витриной. Стрелки замерли на отметке 11:37 – время взрыва. Целью террористов являлась статуя, без сомнений. Он вновь осмотрел на площадь вокруг себя: среди обломков постамента лежало несколько изувеченных тел, кровь, нехотя, смывалась с брусчатки потоками летнего дождя. В десяти метрах от него лежала Настя Звялова, умница и отличница, глаза мертво смотрели в низкие тучи. Женя отвел взгляд и посильнее закутался в покрывало, любезно предоставленное полицией.
Площадь уже оцепили. Тех, кого тяжело ранило, увезли медики. Полиция стояла в оцеплении, хмуро глядя перед собой, а среди погибших деловито расхаживали фигуры в длинных черных одеяниях. Инквизиция. Железный кулак Патриарха и Митрополита. Полицейские равнодушно наблюдали за ними из-за желтых ограничительных полос. В пелене дождя промаргивали маячки машин пожарных и скорой помощи. Оттуда же доносился гомон множества голосов: журналисты. Их пока не пускали на место происшествия.
Женя уловил движение и вскинул голову: к нему спешила женщина, из-за гула в голове он не сразу узнал Марину. Вид у нее был растрепанный, но спокойный. На секунду в его голове мелькнуло удивление, что ее пустили за оцепление. Но очередная вспышка боли прогнала мысль.
– Ты в порядке? Я как только узнала про теракт – сразу к тебе. Что у вас здесь?
– В порядке, – с трудом разлепив засохшие губы, ответил Женя. – Только голова трещит.
– Что врачи? Почему ты не в больнице?
– Сказали, легкая контузия и ушибы. Поеду позже с остальными. Им сейчас не до меня.
Словно в подтверждение его слов, мимо них прошли двое санитаров. О чем-то непринужденно беседуя, они подошли к погибшей девчушке и стали деловито разворачивать полиэтиленовый, жутко шуршащий, мешок. Когда мешок, наконец, развернули, они обернулись на инквизитора. Тот кивнул и санитары стали упаковывать труп, рассуждая о перспективах выдачи сверхурочных.
В толпе зевак и журналистов, за широкими спинами угрюмых полицейских, Женя поймал взгляд знакомых зеленых глаз. Оля смотрела на него с каким-то детским изумлением.
– Кого ты там все высматриваешь, – пробормотала Марина, стараясь проследить за его взглядом.
Затылок Жени пронзила очередная порция боли и он вдруг разозлился.
– Всё-то тебе нужно выяснить. Ты из Инквизиции? Или шибко умная?
Она поджала губы, на секунду став похожей на маленькую девочку. Жене стало не по себе.
– Марин, я…
Она развернулась и пошла прочь. Ей наперерез выскочил Руся, прижимая к уху компресс и стал что-то торопливо рассказывать. Женя нахмурился и аккуратно поднялся, но перед ним вновь возник следователь.
– Опять? – застонал Женя.
– Снова, – мягко поправил его следователь. – Нам нужны все детали.
Трудный получился денек. Часы показывали начало девятого. Мысли, тяжелые как валуны, текли вяло, нехотя. Женя сидел в кресле, прислушиваясь к дуновению ветерка из открытого окна. Дождь наконец-то закончился. Воздух был прозрачен и свеж, насколько это возможно в мегаполисе, снизу доносился знакомый рокот проезжающих по проспекту автомобилей, взбрыкивая, изредка, клаксонами. Судя по крикам, кажется, кого-то обдали брызгами из лужи.
Тишина. Марина еще не вернулась. По понятным причинам, Женя сегодня не работал, но домой попал совсем недавно: следователь пять раз узнавал его версию событий, находя ее очень захватывающей. После чего его отвезли в больницу. Ну, как в больницу – в приемное отделение. Народу пострадало немало, поэтому, как Женя и предполагал, врачам было не до него. Его отпустили домой, выдав кипу рецептов. Георгий мирно спал у него на коленях, всхрапывая, как боевой конь.
Скорчившись от боли, он взял пульт и включил телевизор. В верхней части экрана красовалась надпись: «Специальный выпуск». Перед камерой, на резном троне с позолотой, восседал сам патриарх Кирилл.
Женя с сомнением смотрел на главу церкви и, фактически, главу цивилизованного мира. Выцветшие глаза главы бессмысленно вращались в глазницах, старческие, сморщенные руки судорожно вцепились в золоченые подлокотники. Голова чуть заметно подрагивала. Похоже, патриарх страдал Паркинсоном.
Справа и чуть позади патриарха возвышался, словно сторожевая башня, митрополит Дементий. Он был статен и по-суровому красив.
–… посягнули на святое! – с жаром говорил Дементий, весь подаваясь вперед. – Это наши дети! Они перешагнули черту, за которой не может быть сострадания! Мы вынуждены усилить натиск! Очевидно, что полиция не справляется с возложенной на нее ролью. Сегодня ООН приняла наше предложение о расширении полномочий Святой Инквизиции! Мы огнем и мечом пройдемся по планете, выжжем эти гнойники каленым железом! Сейчас, когда мы как никогда близки к Свету – нас никто не сможет остановить!