Дар дождя
Шрифт:
– Как твои дела? Столько времени прошло, правда?
– У меня все хорошо. Да, времени прошло немало. Как поживает Уэсиба-сэнсэй?
– Боюсь, у меня нет от него новостей. Последний раз я получил от него письмо накануне его переезда на Хоккайдо.
– Хоккайдо?
– Он хотел оказаться подальше от войны, от генералов и министров, которые каждый день докучали ему, чтобы он начал обучать армейских новобранцев. Он передал мне сообщение для тебя, на случай, если мы с тобой встретимся.
Эндо-сан вздохнул,
– Он сказал, что понимает твои действия, но это не значит, что он их одобряет. У тебя есть долг перед семьей, но ты не должен отклоняться от пути, на который он тебя наставил. Еще он сказал, что всегда будет считать тебя своим учеником.
Эндо-сан оставался бесстрастным.
– Как дела у твоего ото-сана? – продолжал Танака.
Я прислушался, стараясь не упустить ни единого слова. Эндо-сан никогда не распространялся о своем отце.
– Он выздоравливает от недавней болезни. Правительство обращается с ним хорошо, ему дают нужные лекарства. Спасибо за твою заботу.
Тон Эндо-сана ясно показывал, что тема отца закрыта, но Танака не обратил на это внимания.
– Нашему императору не следовало слушаться генералов, – сказал он. – Твой отец был прав, что твердо заявил о своих убеждениях, несмотря на цену, которую ему пришлось заплатить. Столько страданий. Скоро ли закончится война в Китае?
– Не знаю. Надеюсь, что да.
– Тебе нужно вернуться домой, друг мой.
– Я заключил договор с правительством, и я буду его выполнять, пока отец не выйдет на свободу. Скажи моей семье, что мне не нужен надзиратель в твоем лице.
– Я делаю это не только ради них. Мы все о тебе беспокоимся, даже те, кто не принадлежит к твоей семье.
Эндо-сан не нашелся с ответом, и стало ясно, что разговор подошел к концу. Они обменялись поклонами, и Танака-сан ушел, смешавшись с толпой.
– Вы никогда не рассказывали мне ни о своей семье, ни об отце.
– Когда-нибудь расскажу, – ответил он, отводя взгляд от удалявшегося Танаки. Он собрался с мыслями, вздохнул, посмотрел на часы и сказал:
– Скоро нам с Хироси-саном придется уйти.
– Вы пропустите отцовскую речь. Вы должны на нее остаться, его речи славятся остроумием, – сказал я, внимательно наблюдая за его лицом.
Внезапно меня затошнило, потому что, как я этому ни противился, в голове снова всплыла мысль, что ему известно о бомбе.
Он покачал головой.
– Нам завтра рано вставать. Но спасибо за приглашение.
– Я думал, что Хироси-сан его не примет.
– Почему нет?
– Я его как-то раз оскорбил.
Я вкратце передал ему наш разговор в доме Генри Кросса.
Эндо-сан недобро рассмеялся.
– Это было очень дурно с твоей стороны.
– Япония захватит Малайю? – Настала моя очередь задавать вопросы.
Учитель не колебался.
– Да.
Одно
– Когда?
– Я не знаю. Но это произойдет очень быстро. – Он отвернулся к морю. – Тебе не о чем беспокоиться. Я обеспечу твою безопасность и безопасность твоей семьи. Но вы все должны будете с нами сотрудничать.
– Вы всегда это знали, да? – спросил я, пытаясь не выказать ярость.
Его глаза врезались взглядом в мои, и я шагнул назад.
– Где все те идеалы, которым вы меня учили, идеалы вашего сэнсэя? Любовь, мир, гармония? Где они?
Он не ответил.
– Твой дед… – Он запнулся, но потом продолжил: – Я как-то говорил тебе, что у нас всех были прошлые жизни. Помнишь?
Я помнил. Тогда, вернувшись из Храма змей, мы пошли по пляжу, только что отмытому дочиста наступившим отливом, и по безукоризненно гладкому песку за нами тянулась цепочка следов. Эндо-сан спросил меня:
– Что ты почувствовал, когда мы впервые встретились?
– Как будто я уже знал вас раньше. Возможно, мы встречались на каком-нибудь приеме.
Но я знал, что это было не так. Нет, ощущение было совсем другим. Будто время сложилось как телескоп.
– Верно, мы познакомились очень-очень давно, много жизней назад. И мы знали друг друга в течение многих жизней.
Он остановился, повернулся и указал на цепочки следов.
– Мы стоим в настоящем, а там – прожитые нами жизни. Видишь, как наши следы иногда пересекаются? – Он повернулся в другую сторону и указал на бескрайнюю полосу незапятнанного песка. – А вон там – жизни, которые нам предстоит прожить. И наши следы снова пересекутся.
– Откуда вы знаете, как вы можете быть в этом уверены?
– Это открывается мне, когда я медитирую. Проблесками и вспышками, уколами, иногда острыми, как катана, иногда едва уловимыми.
– Как заканчивались наши жизни? – спросил я, уступив любопытству.
Он посмотрел на море. Там, балансируя на канате горизонта, качалась парусная яхта.
– С болью и неудовлетворением, не состоявшись. Именно поэтому вы вынуждены жить снова и снова, чтобы встретиться и довести все до конца.
Я не поверил в сказанное им. Идея о невозможности контролировать собственную жизнь вызвала у меня отторжение, это было все равно что старательно копировать уже кем-то написанную книгу. Где же была подлинность, возбуждение при виде чистой страницы и заполнении ее чем-то новым?
Звуки вечеринки вернули меня в настоящее.
– Какое отношение все это имеет к вторжению в Малайю?
– Это значит, что мы не в силах ничего изменить. Наша судьба уже предопределена.
– Я отказываюсь в это верить.