Дар Императора
Шрифт:
— Понимаю.
Мне не приходилось сталкиваться с подобными культурами — у меня были довольно скромные познания о любой культуре за пределами монастырских стен. Даже во время изучения материалов по мирам, которые мы очищали, я уделял внимание только тому, что играло важную роль для операции.
Анника попробовала растолковать еще подробнее.
— Все эти религии — допустимые отклонения Имперского Кредо. Они и есть Имперское Кредо. Галактика огромна, и Экклезиархию не волнует, чем занимаются различные миры и их жители, пока они поклоняются Императору. Империум не единое
Наверное, она забыла, что за жизнь я встретил пока только четырех инквизиторов. Откуда я мог знать подобные вещи? О них было немного сведений, и всю правду знали только те, кому приходилось иметь с ними дело в повседневной жизни. Я жил четыре десятилетия в монастыре, а год после принятия в братство провел по большей части в варп-путешествии, отмеченном лишь редкими проблесками сражений.
— Кроме вас, я почти не общался с Инквизицией.
— Конечно. Прости меня. Порой я забываю, какой ты юный.
Я молча посмотрел на нее.
— В смысле… относительно, — исправилась она.
— Я понял.
— Мне приходилось встречаться с другими, — сказала Анника. — Я видела инквизиторов, которые пользовались примитивными талисманами, и тех, кто всецело полагался на ксенотехнологии, шаманов и прогрессивных еретиков, которые сражались ради единой цели. Да, некоторые пользуются большей властью, нежели другие, но в сущности все мы одиночки, каждый из нас, и наше могущество измеряется лишь длиной наших рук и теми, с кем мы в союзе. Мы боремся друг с другом столь же часто, как с Извечным Врагом. Той монолитной, неделимой Инквизиции, какой ее считают люди, попросту не существует. Это… вальделнаг. Недопонимание. Общее заблуждение.
Я понял, что она пытается провернуть. Почти сработало.
— Вы уходите от ответа, инквизитор. Вас за это накажут?
Она нежно рассмеялась.
— Зависит от того, кто обнаружит. Большинству инквизиторов будет все равно, они знают, что для Серых Рыцарей это так же окажется безынтересным. Другие могут захотеть убить меня. Кое-кто сочтет это очередным хитрым планом. Не важно.
Я посмотрел на свои руки, закованные в серебряный керамит.
— Там говорилось, что у меня нет психических способностей. Им необходимо было раскрыть мой талант.
— Только Серые Рыцари способны на такое. Вот почему Лилит отвезла тебя на Титан.
— Это была ее идея?
— В докладе не упоминается, хотя я сомневаюсь в этом. Скорее всего, она получила саммекулл от прогностикаров.
Саммекул. Еще одно фенрисийское слово, обозначающее призыв. Вполне вероятно. И что там Торкрит говорил обо мне? «Твои силы привлекли внимание еще до того, как ты прошел испытания».
Интригующе. Возможно, именно он и отправил за мной.
— По крайней мере, это объясняет, почему мои силы лучше действуют в присутствии братьев. — Я всегда удивлялся этому, и почему-то они казались мне столь уникальными. То, что это нисколько не тревожило моих собратьев, успокаивало меня лучше любых
Теперь я не мог не задаться вопросом, продолжаю ли я кормиться ими до сих пор, как кормился в детстве другими.
С пробежавшим по телу холодком я понял, что это объясняло то, почему мастера сомневались во время моего изначального обучения. Наверное, я сильнее приблизился к гибели, чем мог себе представить.
Я вспомнил, что сказал мне Энцелад и двое других после освобождения из камеры.
— Что это за символы? — спросил я.
— Стражи. Гексаграммные стражи. Нам следовало убедиться, что в тебе нет порчи. Также следовало убедиться, что ты ничего не помнишь о прошлой жизни.
Второй голос был таким же строгим.
— Ты находился здесь положенные девяносто девять ночей, пока мы изучали твою душу.
— Ритуал завершен, — наконец прозвучал третий голос, который, как я узнал позже, принадлежал Энцеладу. — Мы удовлетворены твоей чистотой.
Бронированные сочленения рыцаря зарычали, когда он склонил голову.
— Хотя некоторые сомнения остались.
Моргнув, я отвлекся от воспоминаний.
— Мне пора.
Анника не стала возражать.
— Как хочешь. Мы еще увидимся до… до высадки?
Я понял, почему она на миг заколебалась. Она едва не спросила: «Мы еще увидимся до твоей смерти?». Меня повеселило, как она попыталась скрыть эту заботу. Я был рожден сражаться, рожден умереть. Эта судьба не была для меня тайной, как не вызывала и страха.
Воистину отважные слова для того, кто дрожал при одной мысли увидеть свое детство. Это, по крайней мере, заставило меня улыбнуться.
— Вряд ли, — сказал я. — Если вы отправитесь на Армагеддон к Волкам, то это наша последняя встреча. Прощайте, инквизитор Ярлсдоттир.
Она коснулась ладонью символа Либер Демоникум на моем нагруднике.
— Эта твоя книга — ближайшее подобие священного писания?
Я кивнул.
— В ней содержатся наши ритуалы и традиции, а еще…
Она шикнула на меня. Она действительно шикнула на меня. Ей пришлось встать на цыпочки, чтобы прижать крошечный, хрупкий человеческий палец к моим губам. От безумности момента я едва не расхохотался.
— Тихо, — сказала она. — Верь, Гиперион. Ты был создан, чтобы побеждать в подобных войнах. Все вы.
Я не смог придумать подходящего ответа. Не сумев подобрать верных слов, я просто склонил голову и оставил ее одну.
Призыв к войне пришел девять часов спустя.
Вместе с остальными из Кастиана я стоял на мостике «Карабелы». Выпрямив спину, капитан Тальвин восседал на командном троне, облаченный в официальную серую форму, которая выглядела еще темнее из-за черной куртки с золотыми пуговицами. Тальвину Кастору подобная одежда казалась едва ли не траурной, что как нельзя лучше соответствовало моменту.