Дар мертвеца
Шрифт:
Прингл достал ключ и передал его Ратлиджу.
Фиона встретила его стоя, похоже, до его прихода она расхаживала по камере туда-сюда. Она привыкла работать с утра до ночи и теперь маялась от безделья. Обвиняемые часто жалуются на нестерпимую скуку в ожидании суда.
Ратлидж закрыл дверь и тихо сказал:
— Позавчера я видел мальчика. Он кормил кошку вместе с Драммондом.
— Он здоров? Не плакал? — встревоженно спросила Фиона. — Я часто гадаю, высыпается ли он. И не видит ли страшных снов…
— Вид у него был вполне довольный.
Ратлидж достал свой список и медленно зачитал Фионе фамилии,
— Я никого из них не знаю. Извините.
Закрыв блокнот, Ратлидж продолжил:
— Фиона, если вы не убивали мать мальчика… если вас преследуют по какой-то другой причине… невольно напрашивается вопрос: чьему существованию ваш мальчик угрожает настолько, что они пытаются добраться до него, утопив вас.
— Как может такой маленький мальчик кому-то угрожать? — возмутилась Фиона.
— Не знаю. Но чем глубже я погружаюсь в вашу тайну, тем больше убеждаюсь в том, что ключ к разгадке — он.
— Иен всего лишь маленький мальчик, который считал меня своей матерью. Он не знает, кто его настоящая мать, да ему это все равно… и своего отца он тоже не знает. И никакого состояния у него тоже нет, если ему не позволят унаследовать паб после того, как меня… как я умру.
— И все же кто-то им очень интересуется. Вначале мне казалось, что все дело в состоянии Греев. Или в защите доброго имени семьи. Теперь я уже ни в чем не уверен. По-моему, злоумышленник тоже ничего не знает наверняка насчет мальчика и либо хочет во всем убедиться… либо ждет, что его тайна будет похоронена вместе с вами. Похоже, кто-то надеется: если полицейские будут искать достаточно тщательно, они выяснят, кто его настоящая мать. И избавят их самих от необходимости поисков. А вас тем временем повесят, избавив их от хлопот и страха, что вы заговорите.
Что-то в ее глазах подсказало ему, что он близок к разгадке, однако до истины еще не докопался. Он еще не знает тайну Фионы.
Как будто разговаривая сам с собой, Ратлидж пробормотал себе под нос:
— Ребенок, который неожиданно появился на свет, способен лишить кого-то наследства. Или помешать родным договориться о выгодной партии. Или разоблачить тайную связь, которую до сих пор тщательно скрывали. — Помолчав, он продолжил: — А может быть, кто-то очень хочет получить его, но не хочет выходить вперед и признаваться в том, что мальчик — ее… или его… сын. Если Иен попадет в приют, его можно будет усыновить, не разоблачая родственных отношений с ним самим… или с вами.
Фиона осторожно ответила:
— Имя отца Иена… вам ничего не объяснит. Он был обычным человеком. Очень добрым и очень хорошим. Но самым обычным.
— Если отец умер, остается еще мать.
— Зачем его матери… которая наверняка знает, кто такой ее ребенок… по какой-то причине бояться его?
— Тогда почему она его защищает — ценой вашей жизни?
— Его мать умерла. Она никого не способна защитить, даже саму себя.
— Давайте рассмотрим еще одну версию, — не сдавался Ратлидж. — Допустим, все именно так, как вы говорите, и Иен самый обычный ребенок, и отец у него самый заурядный. Его существование никому не угрожает. И его мать умерла. Что, если… Имейте в виду, я только предполагаю, и все-таки выслушайте меня до конца. Что, если кому-то только кажется,
— У вас прекрасно развито воображение. — Неожиданно для себя Фиона улыбнулась. — Или вы убедили себя, что мать Элинор Грей пытается помешать Иену погубить ее доброе имя?
— Воображение часто бывает самым лучшим и быстрейшим способом пробраться сквозь чащу лжи. — Быстро приняв решение, Ратлидж сменил курс: — Чье обручальное кольцо вы носите на цепочке на шее?
Она вспыхнула:
— Кто вам это сказал?
— Доротея Макинтайр. Она не собиралась вас выдавать. О кольце она обмолвилась случайно, вспоминая, как вы о ней заботились, когда она болела. Она считает кольцо вашим по праву.
— Оно принадлежало моей бабушке. Я… выдавала себя за вдову, поэтому у меня должно было быть обручальное кольцо. Но бабушкино кольцо оказалось мне велико и сваливалось с пальца. Поэтому я носила его на шее, на цепочке, а тетке сказала: мол, боюсь, что оно упадет и потеряется. Вы найдете его в пабе. Если кто-то не унес и его тоже! Я убрала его в шкатулку, когда больше не могла называть себя миссис Маклауд. — Фиона отвернулась. Воспоминание оказалось болезненным.
— И все-таки скажите, какая из моих догадок ближе всего к истине, — попросил Ратлидж. — Мне легче будет спасти вас, когда я все пойму. Я сумею защитить и ребенка.
— Но вы не сумеете вернуть мне его, когда все закончится! — воскликнула Фиона. — Вы ведь сами сказали: как бы все ни закончилось, мне его не вернут.
Ратлидж долго смотрел на нее, пытаясь понять, о чем она думает.
— Если хотите, давайте заключим сделку… Допустим, я гарантирую, что вы снова получите ребенка. Тогда вы, наконец, скажете мне правду?
Она прикусила губу, разрываемая между чувством долга, любовью и надеждой.
Ратлидж понял, что наконец нашел ключ от молчания Фионы Макдоналд. Кое-что было для нее дороже жизни — даже ее собственной жизни. Мальчик. Ребенок.
Он очень удивился, когда Фиона вдруг спросила:
— Вы способны убить кого-нибудь ради меня? Если нет, любые обещания бессмысленны.
Ответ она прочла на его лице.
— Да. Вряд ли вы убьете… — с бесконечной грустью проговорила она.
Он ждал, но Фиона больше ничего не сказала. Не объяснилась, не стала извиняться за свой вопрос.
— Вы доверяете констеблю Маккинстри? — спросил Ратлидж, нарушая затянувшееся молчание.
Фиона удивилась:
— Да… наверное. Почему бы мне не доверять ему? Он хотел на мне жениться.
Хэмиш сказал: «Если он женится на ней, то получит опеку над ребенком. Может, с этого все и началось — с ее отказа?»
— Почему вы не вышли за него? — спросил Ратлидж. — Тогда у Иена появился бы настоящий отец.
— Я не хотела замуж. Не хотела просыпаться утром и видеть его лицо рядом на подушке. Как и чье-нибудь еще лицо. Я не люблю его. Свое сердце я отдала только однажды. И больше не хочу. Мне слишком больно!
Ратлидж невольно подумал о Джин. Да, любовь ранит гораздо больнее, чем следует.