Дар миротворца
Шрифт:
– Я чувствую себя полным идиотом, – признался Марк.
– А зря, Подорлик. Я же не чурбан бесчувственный, знаю, чем ты горел в этом бою. Особенно к концу поединка. Ты и не думал в те минуты о Хеламире. В тебе горел твой дар, твоё призвание. Они-то тебя и вели, а вовсе не любовная страсть.
– Зачем ей был нужен этот обман? Зачем она выдумала эту историю с двоюродным братом? Почему не сказала правду? Я бы и так пошёл на этот поединок.
Сурок хитровато усмехнулся.
– Ой, не будь так самоуверен, миротворец! А впрочем, что я на тебя грешу? Может, и пошёл бы. Однако сострадание и чувство долга – далеко не лучшие помощники в бою. А вот
– Никаких завтра! – отрезал Марк. – Где Ильмар, Эльмика? Уходим немедленно!
Глава седьмая Скитающиеся во тьме
(Туманные болота)
Масляная лампада мерцала в углу, бросая блики на измождённое лицо спящего отшельника из Фарана. Выражение «спал как убитый» подходило ему как нельзя кстати. Загорелое лицо было бледным, веки сжались, губы застыли, как у статуи и дыхание улавливалось едва-едва. Войдя в дом, он рухнул как подкошенный на пол и до сих пор оставался неподвижен. Амарте стоило больших трудов втащить его на кровать и кое-как обработать рану на спине.
«Это моя рана… моя рана от стрелы проклятого сарпедонца, – поняла она. – Кто же ты такой, отшельник, если с такой лёгкостью берёшь на себя чужие раны?»
К счастью, охотничий самострел был старым и никуда не годным, стрела вошла в спину Амарты неглубоко, так что взятая на себя Эфаем рана опасений не вызывала. Но помимо неё Амарта обнаружила на его теле несколько лёгких ран, полученных от тенебежцев, и крупный чёрный ожог на груди – след от губительного заклятия некроманта. Эта рана её испугала. Амарте казалось, что это жуткое пятно на теле отшельника расширяется с каждым часом, и остановить это невозможно. Оставалось надеяться на новое чудо.
От потери крови и боли в раненой ноге Амарта вскоре осела на пол, прислонившись к кровати и, едва не теряя сознания, смотрела на лицо спящего отшельника.
«Кто же ты, Эфай? Зачем преследуешь меня? Зачем спасаешь? Сколько раз ты уже не давал мне умереть? Знаешь, я начинаю верить в ваши аделианские сказки об ангелах-хранителях. Это ведь ты вынес меня из подожжённой твоими дружками усадьбы моей матери. Правда, я чаще проклинала тебя за это, чем благодарила. Ты спас меня, но ты и продлил мою пытку на долгие двадцать лет. Ты спас мою жизнь, но в этой жизни у меня была только месть».
Глаза слипались. Амарта боролась со сном, так как в любой момент в дом могли ворваться секуторы во главе с проклятым Радагаром или приспешники сгинувшего некроманта – да мало ли кто! Но глубоко в душе чародейка чувствовала, что её вполне устраивает смерть во сне – рядом с фаранским отшельником, который все эти годы незримо был для неё одним из немногих по-настоящему близких людей.
«Это ты спас меня в мелисском подвале, где я умирала с Иглой Ведьмы в груди. Не знаю, что за магия тебе подвластна, но это ты был там – рядом со мною. Ты держал меня на своих руках, удерживая от вечного падения в Чёрный Провал. Наверное, ты и раньше спасал меня. Даже тогда, когда я, по вашим аделианским законам, заслуживала смерти. Зачем ты это делал, Эфай? Пытался загладить вину Меча Справедливости? Но это же невозможно. Мёртвых не вернуть. Искалеченные двадцать лет жизни не восполнить. Я никогда не прощу твоих аделиан. Пропасть между нами никогда не преодолеть. Даже силами такого чудотворца, как ты».
Амарта так и заснула, прислонившись к кровати Эфая. К полночи, когда погасла масляная лампада и комнату сокрыл непроглядный мрак, чародейка услышала, что Эфай зашевелился. Похоже, он попытался встать, но тотчас упал обратно от слабости.
– Лежи. Тебе ещё рано вставать, – проговорила Амарта, нащупав в темноте его голову. – У тебя сильный жар.
Она слышала его тяжёлое дыхание, переходящее в хрипы. Рана на спине была не опасна для жизни, ранения, причинённые мечами тенебежцев – тем более, но вот чёрное пятно на груди… Оно внушало наибольшие опасения. И Амарта была не в силах ничего сделать. От некромантии нет защиты, нет лекарства, любое её заклятие – приговор, как моровая язва или лепра.
– Я чем-то могу тебе помочь, отшельник? – сухо спросила Амарта.
– Ты уже помогла, чародейка, – ответил он с хрипотцой.
– Чем же?
– Ты вернула мне молодость. В безлюдной пустыне я и позабыл каково это – совершать безрассудства.
– Так значит, я тебя совратила, отшельник? – Амарта суховато хихикнула, вспоминая своё отражение в зеркале: бледное измождённое лицо и сбившиеся в космы волосы. Сейчас она, наверное, выглядит ещё страшнее. – Надо же! Воинов-Посвящённых среди моих воздыхателей ещё не было.
– Снова язвишь, Амарта… – чародейке показалось в темноте, что Эфай улыбается.
– Что значит, снова? Разве мы встречались с тобою хоть раз после той ночи в горящей усадьбе?
– Порой мне кажется, что эти двадцать лет мы прожили вместе, девочка моя.
К голове чародейки мгновенно прилила кровь. Если бы не слабость, она бы, наверное, вскочила, испепеляя отшельника гневным взглядом. Но сейчас, измученная и обессилевшая, она лишь тихо хмыкнула:
– Бредишь что ли, отшельник?
– Нет, Амарта. Жар, конечно, силён, но голова удивительно ясная. Странное чувство… Знаешь, я все эти годы не мог понять, что меня связывает с тобой. Я не видел тебя с того самого дня, когда отдал тебя твоему отцу. И в то же время, я как будто был свидетелем твоего пути: видел, как ты взрослеешь, как примеряешь новые наряды, как путешествуешь из Амархтона в Спящую сельву… Странно, правда?
– Действительно, странно. А как я вынашиваю планы своей мести, ты не видел? – неожиданно к горлу чародейки подкатил ком, а в голове зашумело. – Не видел, как меня голую поливали человеческой кровью на некромантском жертвеннике? Не видел, как я изучала тёмную магию и испытывала её на своих врагах? Не видел, как я, добиваясь поставленных целей, спала с высокородными магами Тёмного Круга, с городскими управителями и даже с простыми легионерами? Нет? Что ж, вот это и кажется мне странным, а вовсе не твоя способность видеть взросление маленькой невинной девочки!
Амарта замолчала, так как дыхание её сбилось и теперь нужно было отдышаться. Она не могла понять, почему слова отшельника вызвали у неё такую ярость, но ей хотелось, чтобы эта вспышка погасла как можно скорее.
– Ты права, Амарта. Этого я не видел. Не знаю почему.
– Прости, Эфай, – прошептала чародейка. – Не хотела оскорбить твои чувства. Ты спас меня в горящей усадьбе, спас в Мелисе, спас вчера, причём дважды… Я перед тобой в долгу, который никогда не сумею оплатить…
Амарте с трудом давались эти слова. Она говорила то, что должна была сказать, но чувствовала и понимала, что это вовсе не то, что хотел бы услышать отшельник.