Дар наслаждения (др. перевод)
Шрифт:
— Ну как?
Элен не могла скрыть довольной улыбки.
— Сложно?
Она покачала головой.
Торальф показал на камни вдалеке.
— Мы пойдем туда и еще потренируемся. Когда ты получше это освоишь, то возьмешь белого.
Они посадили птиц на камни, и Элен внимательно присмотрелась к белому соколу. Он был действительно беспокойнее черного — видно, что он молодой и задиристый.
— А у них есть имена?
— Нет, я не могу придумать столько имен.
— Тогда давай назовем белого Коко.
— Коко? — переспросил Торальф.
—
Торальф положил руку ей на плечи.
— Может, ты и права. Хорошо. Сегодня ты научишься держать Коко на руке.
Было тепло, и они провели на свежем воздухе весь день, пока не стемнело. Черному и белому соколу они дали передохнуть, и Торальф принес сапсана, уже обученного и ручного. Он хотел показать Элен, как птиц учат распознавать дичь.
Элен рассмотрела сапсана. У него были иссиня-черные перья и такие же когти. Вид птицы внушал уважение. Торальф сказал, что это самка.
— Как ты это определяешь?
— Во-первых, по размеру. Самки на треть больше самцов. И они ценнее. Как и у людей.
Элен с интересом наблюдала, как Торальф надевает шоры на голову птицы. Сначала сокол сидел спокойно, а потом устремил взгляд черных глаз вдаль, взъерошил перья и захлопал крыльями. Торальф легким движением, стряхивая, отпустил его в воздух.
— Со временем начинаешь чувствовать, когда сокол хочет взлететь. Он как будто становится легче.
Элен и Торальф наблюдали за соколом, который кругами поднимался ввысь.
— Это называется «садиться на круги».
Его взгляд был устремлен на сокола, лицо омрачилось.
— Если у нас вообще до этого дойдет и сокол не улетит.
Элен посмотрела, чтобы понять, что он имеет в виду.
В этот момент Торальф выругался:
— Черт! Представление отменяется.
— Что?
— Он должен был сразу взлететь вверх и оказаться прямо надо мной. А он продолжает кружить. Это значит, что он уже слишком высоко и до меня ему больше нет дела. Если бы я не так хорошо его знал, то решил бы, что настал самый неприятный для сокольничих момент, когда понимаешь, что сокол — свободная птица. Позже ты его уже никогда не увидишь. Если он начинает вот так планировать, значит, у него нет желания ни охотиться, ни выполнять мои команды. Он просто наслаждается полетом.
— И что же делать?
Торальф наблюдал за соколом в бинокль.
— Уже поздно приманивать его. Надо ждать. Я этого и боялся. Он долгое время не летал, а свежий вечерний воздух соколов опьяняет. Они расправляют крылья, и их несет ветер.
— Случалось, чтобы ты терял соколов вот так?
— Конечно. Это довольно часто бывает. — Он улыбнулся ей. — С ними как с женщинами. Если сразу им не покажешь, что ты как мужчина из себя представляешь, их и след простыл. — Элен на это только улыбнулась, и Торальф спросил: — А ты почему еще здесь?
— По той же причине, что и твои соколы. Потому что ты каждый день кормишь меня.
Он негодующе посмотрел на нее и всплеснул руками:
— Что? Больше я ни на что не гожусь?
Элен отступила на несколько шагов и сказала:
— Откуда мне знать? У тебя же нет для меня времени.
— Врешь и не краснеешь! — Помолчав, он сказал: — А чем бы мы занялись, если бы я нашел для тебя время?
— Я бы точно что-нибудь придумала, — сказала Элен с вызовом. — Что-то такое, чего бы ты в жизни не сделал.
— Например?
— Видишь, ты даже догадаться не можешь. А спрашиваешь, на что годишься!
— Ну и наглость! Сейчас же подойди сюда.
— Не подойду. Зачем? — Элен не могла больше сдержать улыбки.
— Я привык, чтобы меня слушались с первого раза. Иногда и взгляда бывает достаточно.
Элен расхохоталась.
— Да, я заметила. — Она указала в небо, где парил сокол.
Это стало последней каплей. Торальф одним прыжком оказался рядом с Элен и хотел было схватить ее за рукав, но она увернулась и спряталась за деревом. Торальф попробовал ее поймать, но не тут-то было. Они бегали, как подростки, среди деревьев, пока не остановились перевести дыхание и Торальф не заключил Элен в объятия. Он убрал прядь волос с ее лица и спросил:
— Ну а для поцелуя я гожусь?
Ее улыбка, казалось, застыла, и она закрыла глаза. Они исступленно целовались, и им было наплевать, что кто-то может их увидеть. Спустя вечность Элен оторвалась от губ Торальфа.
— Знаешь, что ты замечательная? — прошептал он и приподнял ее подбородок. — А когда ты улыбаешься, на щеке появляется такая соблазнительная ямочка. Меня тысячу раз за день в жар и в холод бросает, когда ты так смотришь.
Она закрыла глаза и еще крепче прижалась к нему.
— Ты особенный! Я восхищаюсь, когда вижу, как ты ухаживаешь за птицами.
Торальф притворно нахмурился:
— Чем же это все закончится?
Элен отстранилась, чтобы взглянуть ему в глаза, и сказала:
— Чем закончится, не знаю. Но надеюсь, что не закончится никогда.
Торальф снова прижал ее к себе и нежно поцеловал. Потом взял за руку и повел к дереву. Он уже давно заметил, что сокол расположился неподалеку. Он приготовил приманку, положив на вабило кусочек мяса, и показал ее соколу. Когда тот стал медленно спускаться, Торальф бросил вабило на землю. Пока сокол лакомился мясом, Торальф приготовил второй кусочек. Он осторожно вытащил вабило из когтей птицы, и сокол перебрался к нему на руку.
Вечером позвонил Антонио. Это была уже не первая попытка, и он был ужасно зол: Элен давно должна была позвонить ему по поводу нового проекта. Но не это было главное. Антонио сообщил, что Элен попала под сокращение в телекомпании, где работала. Причина в том, что решено вообще закрыть передачу о путешествиях. Элен эта новость, конечно, расстроила, но не потрясла. И это еще больше рассердило темпераментного Антонио.
— Ты уже две недели неизвестно где околачиваешься, а здесь все идет кувырком. Ты долго еще собираешься отсутствовать? Где ты вообще? Я не шучу, пора объяснить, чем ты там занимаешься.