Дар Змеи
Шрифт:
За нами множество стражей вломились в кухню вместе с мадам Аврелиус и Маркусом. Фру была мертвенно-бледна, а Миры с хозяином дома, казалось, и след простыл.
— Который? — спросил старший из стражей.
— Вот этот! — ответил Маркус, указав на Нико. — Это тот серый, что отравил ум моей сестры!
Судилище
Они волочили нас по городу. Руки наши были скованы, и в голове не укладывалось, что несколько часов назад я шел по этим самым улицам и насвистывал.
— Зачем ты полез? — прошипел Нико. —
Над правым глазом у него виднелась ссадина, и тоненькая струйка крови, извиваясь, сбегала по лицу.
«Хорошенькая благодарность!» — подумал я и ответил:
— Я хотел помочь тебе!
— Да, а что теперь будет с твоей матерью? С девочками? Кто позаботится о них?
— Они нас отпустят, — сказал я, задыхаясь. Мне как следует треснули по ребрам, и я еще не пришел в себя. — Мы ведь ничего дурного не сделали!
— Конечно, только заехали головой старшему стражу!
Да, возможно, я полез драться, не подумав. Но когда двое солдат держат тебя за руки, остается только голова, и когда старшой бросился на Нико, я не выдержал. А Нико даже не сопротивлялся. Он пытался лишь отговариваться от вины, пока старшой не взревел, что мол, «нечего тут терпеть серых наглецов». А потом стал избивать Нико. И вот тогда я ударил его головой. Старшой схватился за нос и взревел еще сильнее. Один из стражей потянулся было ко мне, чтобы ударить, но мне удалось увернуться, так что удар пришелся мимо. Стол опрокинулся, и чаши с кружками, звеня, посыпались на каменный пол. Осколки горшков брызнули во все стороны. Несколько мгновений, и в кухне воцарился дикий кавардак. Стражи попытались схватить меня вновь, а я вертелся ужом, чтобы меня не забили насмерть. Нико тоже начал отбиваться, но солдат было шестеро, так что никакого сомнения в том, чем все это кончится, не было. Они повалили меня на разбросанные по полу осколки и сковали мои руки за спиной. Старшой с расквашенным носом сорвал злость, сильно пнув меня по ребрам. Нечего сомневаться — одно из них сломано.
И вот мы шли по городу со стражами по сторонам, а знатные граждане Сагислока оборачивались и глазели нам вслед. Нико прав! Я был глуп! Потому что, если они запрут нас обоих на несколько недель или нас ждет другое, то, что они делали с людьми в сером, с теми, кто пытался сопротивляться. Ну и кто тогда позаботится о матушке и девочках?
Они заперли нас в подвальной камере ратуши. Окошек там не было вовсе, а они даже не дали себе труда оставить нам такую малость, как свеча. Узенькая полоска света пробивалась под дверью, вот и все!
— У тебя все цело? — спросил Нико.
— Видать, ребро сломано, — пробормотал я. Они не расковали мне руки, так что я даже не мог ощупать себя. — А как ты?
— Цел как будто! — ответил он. — Не о чем говорить!
— Как по-твоему, сколько нам здесь сидеть?
— Понятия не имею! Даже не знаю, судят ли серых, как горожан, прежде чем они выплачивают иную пеню.
Мы оба немного помолчали, и, сдается мне, мысли Нико были не веселее моих.
— По-прежнему не понимаю, — произнес наконец он.
— Что?
— Почему они нас схватили?
— Что?
— Почему они нас арестовали, что мы натворили?
Я устало вздохнул:
— Ты ведь слышал его! Его, этого маленького бледного крысенка! Маркуса! Человек в сером не смеет играть в Местера Наставника. И переделывать предписание Дракониса в лягушачью песенку тоже. Откуда мне знать?
— Ну да, этого никто не знает. Даже Мессир Аврелиус не знал.
— Думаешь, им не все едино?
Сидеть в подвальной камере было негде, разве что на полу, а он был усыпан гравием, грязным и холодным. Я попытался прижать колени к груди, чтобы согреться, но это отозвалось болью в ребрах.
Всякий раз, стоило мне пошевелиться, эти злосчастные оковы грохотали так, что я ощущал себя вьючным ослом либо цепным псом. Во всяком случае — не человеком.
Я слышал, как Нико двигался во мраке. Он ходил. Взад-вперед! От одной стены к другой.
— Ну свечу-то они могли нам дать! — сказал он, и голос его прозвучал хрипло и незнакомо. — Почему мы должны сидеть здесь во мраке и даже не видеть, где мы!
Я, по правде говоря, не понимал, какая тут разница. Мы сидели в голой, холодной подвальной камере под ратушей. Что там видеть? Но Нико — другое дело. Для него это было важно. И тут меня осенило: Нико не впервые заперт в острожной дыре. Я ведь хорошо это знал, только забыл. Впервые, когда Дина встретила Нико, он сидел в подвале в Дунарке, обвиненный в убийстве своего отца, своей невестки — жены старшего брата — и маленького племянника! Если бы Дина и мама в тот раз не помогли ему, палач отрубил бы Нико голову. И конечно, Нико трудно не думать об этом. Мрак в тюремном подвале Сагислока наверняка не отличался от темноты подвала в Дунарке.
Я пытался думать о другом, о том, что сказать ему, чтобы Нико стало легче. Я бы мог сказать: «Наверно, все уладится!» или что-то в этом роде, но как раз сейчас было нелегко притворяться, будто я сам верю в это.
Они пришли за нами. Я не знал, сколько прошло времени, следить за временем в темноте было немыслимо.
— Пошли! — резко приказал один из стражей.
Я с трудом поднялся. Это нелегко, когда руки скованы за спиной. Я бы долго возился, но страж схватил меня за руку и вытащил в проход. Я зажмурился; свет от окна в конце прохода ослеплял после этого мрака.
Они протащили нас двумя лестничными маршами выше, а затем в зал с высокими узкими окнами. На возвышении, поднятом на несколько локтей, сидели мужи в черных мантиях. Я не знал, были ли то Наставники или какие-то другие чиновники.
На полу перед мужами в черных мантиях стоял Мессир Аврелиус. Он не был в оковах, но ясно: и он призван к ответу.
— Сознается ли он, что использовал лжеучителя, к тому же еще обитателя Благотворительного Заведения, как наставника своей дочери? — спросил один из мужей, сидевших на возвышении.