Дар Змеи
Шрифт:
— Да, мой господин Местер Судья, признаюсь! — ответил Мессир Аврелиус. — Но не со злым умыслом. Я ведь не подозревал…
— Незнание не есть извинение, Закон ясен, и долг гражданина — знать его. Только Местеру Наставнику, облеченному полномочиями Князя, позволено обучать наших детей.
Где-то в зале раздался шепот, и я обратил внимание, что на балконе, тянувшемся вдоль короткой стены зала, стояла целая толпа слушателей.
Местер Судья бросил проницательный взгляд вверх на балкон, и голоса смолкли. Потом он поднял судейский
— Мессир Аврелиус присуждается к пене в сто марок серебром. А его ребенка отправляют к Местерам Наставникам в Сагис-Крепость.
— Нет! — застонал Мессир Аврелиус. — Деньги — да. Я охотно заплачу их, но Мира…
Судья поднялся и строго поглядел сверху вниз на Мессира Аврелиуса.
— Обвинение может прозвучать как кощунство, как оскорбление княжеского имени, Мессир. Знает ли он, какова кара за это?
— Смерть. — Голос Мессира Аврелиуса был едва слышен.
— Именно! Ему должно одуматься, заплатить пеню и радоваться. Следующий обвиняемый!
— Мой господин, Местер Судья…
— Да?
Ясно, что Местера Судью не подобает прерывать.
— Двое в сером…
— О да! Шесть лет принудительных работ в Сагис-Крепости! Следующий!
Шесть лет! Шесть лет?
— Разве нам не позволят сказать?! — воскликнул я.
Ясное дело, нет!
Страж отвесил мне такой удар по затылку, что у меня почернело в глазах.
— Простите меня, господин Местер Судья! — извинился он. А мне прошипел: — Заткнись, пес ты этакий, а не то я тебе череп проломлю!
Вид у Местера Судьи был такой, будто он обнаружил у себя в тарелке какую-то гадость.
— Удалить их из зала! — велел он. — И нынче же вечером отослать в Крепость.
Страж крепко схватил меня за плечо, заставил повернуться кругом и подтолкнул в сторону двери.
И вот тут-то я увидел его, наверху, среди любопытствующих зрителей. Сецуан! Я был уверен: это он! Эти черные как смоль густые волосы и глаза, походившие на глаза Дины. Он стоял и смотрел на меня долгим взглядом. Но тут человек, сидевший перед ним, поднялся, и внезапно Сецуан исчез. Но он был там! Я был уверен в этом. И он хотел, чтобы я увидел его. «Сецуана видишь только тогда, когда он сам этого хочет».
Но зачем? Чтобы позлорадствовать? Чтобы я сошел с ума от страха: что он теперь сделает с Диной и другими, когда меня не будет в Сагислоке, чтобы защитить их?
Что ж, ему все удалось.
«Матушка! — подумал я. — Дина, Мелли и Роза! Стражи ведь не отошлют нас без прощания с вами».
Но они отослали!
Уже в тот самый вечер они вывели нас из подвала, посадили в лодку вместе с бедняжкой Мирой, и мы поплыли в Сагис-Крепость.
Рассказывает Дина
IV. Перевал
Шесть лет
Трепать лен было тяжело, а тут еще и от пыли задыхаешься. Болели руки, спина, и вскоре я кашляла так же надрывно, как Мелли.
— Может, мы здесь последний день, — сказала в утешение нам мама. — Вот вернутся Нико и Давин с деньгами, и мы заберем свою хорошую одежду и уйдем отсюда.
Мне едва хватало сил ждать. День черепашьим шагом подвигался вперед.
Но в тот вечер за ужином ни Давин, ни Нико так и не появились.
— Где же они? — в тревоге спросила я.
— Быть может, семейство Аврелиус пригласило их отужинать, — ответила мама. — Отпраздновать…
Но по глазам я видела, что она тоже беспокоится.
У меня было желание в этот же вечер тайком прошмыгнуть в мужское отделение и хорошенько их поискать, но я не посмела.
Наверняка придется платить пеню, если тебя поймают, а это нам не по карману, из-за этого мы не сможем уйти из Заведения. Так что я всю ночь в полудреме пролежала на деревянных нарах, и мысли мои были полны тревоги, пока я не задремала.
Во время завтрака за столом по-прежнему не было ни Давина, ни Нико.
— Где же они? — шепнула я маме.
— Не знаю, — ответила она. — Придется спросить.
Мы пошли в контору — в тот дом, где в первый день нас внесли в списки на досках Заведения.
— Простите! — обратилась матушка к служителю. — Я не понимаю… Мой сын и мой племянник, мы не видели их после вчерашнего завтрака.
Он раздраженно посмотрел на нее, словно все это его не касалось. Глаза матери были опущены, но она решила получить ответ во что бы то ни стало.
Он вздохнул.
— Номера? — резко спросил он.
— Восемь — Е — десять и восемь — Е — одиннадцать.
Он сорвал доски 8 — Е со стены и, повернув, держал их так, чтобы мы не могли прочесть, что там написано.
Потом повесил доски на место и повернулся к нам с прохладной улыбкой.
— Они задержаны, — сообщил он. — Сожалею!
Голос его звучал не особо сочувственно!
— Задержаны? — спросила мама. — За что?
— За то, что выступали как лжеучителя и распространяли оскорбительное лжеучение, за то, что напали на княжеского чиновника и совершили грубое насилие над его персоной, за то, что оказали сопротивление при законном аресте.
— Что?
Мать застыла, словно парализованная, а когда я подкралась, чтобы взять ее руку, рука была будто ледяная.
— Их осудили на шесть лет, — удовлетворенно сообщил служитель. — На шесть лет в Сагис-Крепости.
Мама потребовала, чтобы ей вернули собственную одежду, так как хотела тут же отправиться в ратушу, а там не станут тратить время на разговоры с человеком в серой одежде Заведения. Сначала служитель и слышать не хотел об этом, и кончилось тем, что маме пришлось пустить в ход взгляд Пробуждающей Совесть.