Дарданелльское сражение
Шрифт:
– Ну что ж, для начала неплохо даже для мичмана! – улыбнулся капитан.
Взяв в руки зрительную трубу, Баратынский окинул взором походный ордер эскадры. Как там у других?
Род Баратынских на флоте российском известный. Служат верой и правдой еще с петровских времен. Так уж повелось, что все в роду – моряки. Да и впоследствии лишь один решит избрать себе иную стезю, став великим поэтом России. Евгению Баратынскому командир «Святого Петра» будет родным дядей, не потому ли в поэзии племянника будет столько много морской стихии?
Самого Илью Андреевича на флоте любили и офицеры, и матросы. Был он требователен, но. не придирчив к офицерству, а к младшим чинам и вовсе
Итак, первое испытание было уже позади. Командир, да и остальные, кажется, остались ответами довольны! Это Броневский понял, уловив краем глаза, как, показывая на него, что-то говорил вахтенному лейтенанту старший офицер, а тот в ответ согласно кивал головой. На каждом корабле флота свои собственные порядки. На одних мичманы варились в своей среде, на «Петре» их иногда приглашали за лейтенантский стол, чтобы приобщались к умным разговорам.
Вечером после вахты Броневский представился в кают-компании по всей форме при накрытом столе, выпивке и закусках. Лейтенанты водку оценили как хорошую, а закуску как сносную. После ужина мичмана пригласили в лейтенантскую выгородку, где ему было объявлено:
– По знаниям ты вполне достоин служить на «Петре», что же касается практики, то для этого скоро будет свой случай! Считай, что отныне ты в нашу «петровскую» семью принят! Чти старших, дружи с равными, а службу бди неослабно! Понял ли?
– Все понял, господа лейтенанты! – кивнул мичман. – Не сомневайтесь!
– Мы и не сомневаемся! – ответил за всех лейтенант. – Мы воспитываем!
К ночи попутный ветер усилился, и корабли взяли ход. По старому морскому поверью, коки выбрасывали с наветренного борта в море свои колпаки на удачу! Шли ходко, и к вечеру следующего дня эскадра была уже на высоте Ревеля. Ночью отстаивались между Наргеном и Суропским маяком. С рассветом открылась хорошо знакомая всем балтийцам колокольня Олай-кирки.
Пришедшие корабли приветствовал старший на рейде капитан-командор Бодиско, готовивший к отправке караван транспортов с десантом на остров Рюген.
– Желаю вам удачи, Дмитрий Николаевич, в Средиземноморских водах! – пожелал он Сенявину.
– А вам в водах Балтических! – отвечал тот со всей благожелательностью.
В Ревеле приняли на борт пять сотен морских солдат. Залились свежей водой из речки Бригитовки. Свезли в местный госпиталь несколько тяжелобольных.
Пополнили припасы, кроме этого, пополнили недостающими матросами и команды. Новому пополнению особенно не радовались. Вместо обещанных просоленных штормовыми ветрами марсофлотов Сенявину дали толпу рекрутскую. Многоопытных забрал себе по праву старшинства адмирал Тетт. Пришлось довольствоваться тем, что дали. Догнал эскадру в Ревеле и надворный советник Сивере, командировочный к Сенявину Министерством иностранных дел для сношений с правительствами и послами. Надворному советнику, несмотря на всю тесноту, выделили отдельную каюту, гость, как никак!
Пользуясь стоянкой, Сенявин заскочил домой. Последний вечер в кругу семьи пролетел как мгновение. Утром супруга, Тереза Ивановна, собрала вещи в неблизкую дорогу. На прощание перекрестила:
– Только бы все вышло благополучно! Я же буду денно и нощно молиться за тебя! Пусть Господь хранит тебя и твои корабли!
В гавань Сенявин попросил супругу не ездить: долгие проводы – долгие слезы. Поцеловал жену, потом детей: Николеньку, Лёвушку, Константина и Машутку с Сашенькой.
За кормой уходящих в неизвестность кораблей тревожно кружили чайки. Вдалеке исчезали берега российской земли. Когда-то доведется их увидеть вновь?
Ревельский рейд эскадра покидала сразу же за конвоем, везшим войска на Рюген. К вечеру первого дня он был уже едва виден. Прошли маяк Оденсгольмский, затем мыс Дагерот. Мыс Дагеротский – самый западный конец всех владений Российских. Дальше уже было открытое море.
Предовым шел «Ярослав» под флагом вице-адмирала, за ним в кильватер остальные. Вид эскадры под всеми парусами всегда впечатляет. Традиционно корабли, построенные в Петербурге, выглядят красивее и изящнее архангельских, но архангельские зато славятся крепостью своих корпусов.
Сильный противный ветер продолжался без малого неделю. Будучи моряком многоопытным, Сенявин учения и авралы приказывал играть беспрестанно. Команды, состоявшие большей частью из рекрутов, впервые попавших в столь дальний поход, спешно учились артиллерийским и парусным премудростям.
– Пусть не сразу, зато наверняка! – говорил вице-адмирал самым нетерпеливым из своих капитанов. Скидок на молодость и неопытность не делал никому.
– Эко бредут от Ревеля по морю, ровно стадо коровье! – ругался он, выходя по утрам на шканцы. – Так дело не пойдет, господа хорошие! Где вахтенный лейтенант? Готовьте сигнальные флаги, будем учиться совместному маневру!
Большую часть рекрутов свезли на «Уриил» и «Киль-дюин» и там начали усиленно натаскивать беспрерывными учениями. Так и плыли.
Копенгагенская гавань была заполнена судами со всех концов мира. Практичные датчане в полной мере сумели воспользоваться своим нейтралитетом, пока другие народы разорялись в бесконечных войнах. В торговых сообществах участвовал и сам король. В Копенгагене эскадра налилась свежей водой. Офицерам разрешили съехать на берег и осмотреть королевский музеум. Ходили российские лейтенанты да мичманы по нему, смотрели на редкости всевозможные, удивлялись увиденному. Вот скелет человеческий из слоновой кости с мельчайшими артериями и жилами, вот чаша деревянная, а в чашу ту вложена еще сотня других, одна другой меньше. Прикоснешься к тем чашкам пальцем, а они гнутся, что бумага. А вот микроскоп, ежели в него заглянуть глазом, то видно игольное ушко, а в ушке том вмещена карета с шестью лошадьми, кучером и слугой на запятках. Но более всего понравилась машина, что представляла из себя сферу по системе Каперникуса, обращаемая с помощью колес и показывающая движения всех небесных планет.
– Нам бы в корпус Морской такую, мы бы науку астрономическую куда как быстрее прознали! – обменивались между собой впечатлениями вчерашние гардемарины.
Затем, конечно, в ресторации местной немного посидели. Датчане, попивая пиво и куря цигары, с интересом поглядывали на русских. А проходя мимо, приподнимали свои длиннополые шляпы. К вечеру ветер понемногу стал меняться, вымпела развернулись в норд-вестовую четверть, а это значило, что эскадра вот-вот якоря выбирать начнет. В гавань погулявшее офицерство уже возвращалось шагом скорым. Там на шлюпки и по кораблям. Только разъехались, как с «Ярослава» пушка и флаги: «С якоря сниматься». Вскоре Копенгаген с башнями и шпицами, прибрежными крепостями и множеством судов был уже за кормой.