Дарованный остров
Шрифт:
Яшмет был здоровым, крепким и красивым младенцем, и весьма смышленым, вопреки опасениям Вэнили. Но и то существо, которое мы растили в большой прозрачной емкости, купленной в Пеларгире, с каждым днем все больше походило на человеческое дитя, питалось и набирало силы. Мы наблюдали за его развитием с неусыпным любопытством. И вот настал долгожданный момент одушевления сотворенного нами тела.
— Человек должен родиться в мир, — торжественно объявила Вэнили. — Да и все мы знали, что время пришло. Было решено, что Велег расстанется со своей прежней оболочкой и войдет в тело младенца. Мы присягнули ему на верность, признавая новым королем Ориены. Мы были уверены, что душа его полностью сохранит память о прожитой им жизни, ведь переход из одного тела в другое был мгновенным и совершался
В тот день все мы собрались в темной прохладной комнате. Велег подошел к прозрачному сосуду с зеленоватой жидкостью, в котором плавало и неторопливо дышало его новое тело. Оно показалось мне тогда скользким и уродливым по сравнению с живым и милым Яшметом, который уже делал первые неуверенные шаги и играл в прятки. Младенец в колбе должен был стать его точной копией. Мы встали вокруг Велега и этого таинственного существа в сосуде, протянули друг другу руки и сцепили пальцы.
Велег был прям и худ, его можно было принять за молодого мужчину, если не смотреть на лицо, руки и длинные пряди поседевших волос. А гордой осанкой и великолепной фигурой он не уступал статным юношам. Велег был тогда еще очень крепок. Я думаю, он жил бы до сих пор, если бы не решился на переход. Он бесстрашно смотрел вперед. А о чем он думал, мы уже никогда не узнаем.
Мы должны были внимательно следить за тем, чтобы душа его, освободившись, не вырвалась из нашего круга, и обеспечить плавный переход. Вэнили стояла ближе всех к нему. Наши ладони соприкасались и слегка дрожали. Напряжение в комнате, вызванное нашим ожиданием, становилось невыносимым. Ребенок в колбе забеспокоился, задвигался сильнее. Я увидела, что Велег не сводит с него глаз, пытаясь сосредоточить на нем все свое внимание. Струйка пота потекла по моему виску, перед глазами поплыли круги, розовые и черные. И вот свершилось — светлое пятно вихрем пронеслось возле лица, словно теплый ветер коснулся его. Жидкость в сосуде расплескалась, а Велег пошатнулся, обмяк и упал на пол. Вэнили еле-еле выдернула свою руку из моей — оказывается, от волнения я вцепилась в нее мертвой хваткой. Потом она извлекла из колбы младенца, хлопнула его по спине, чтобы освободить легкие от воды. Тут же пронзительный крик заполнил всю хижину. Новорожденный надрывался так, как будто хотел поведать обо всех несчастных днях, проведенных в колбе. Из другой хижины раздался рев Яшмета, разбуженного криком своего младшего братишки. Мы вышли на свет, счастливые и гордые. От возбуждения мы не чувствовали усталости, неизбежной после такого напряжения. Был ясный солнечный день, наше творение сморщилось и завопило еще громче, когда свет попал ему в глаза. Вэнили унесла его покормить.
Все последующие дни прошли в суете. Мы похоронили тело Велега и занялись воспитанием нашего нового младенца, стараясь удовлетворить все его желания и потребности. Мы очень боялись, вдруг что-нибудь окажется не так. Но он ничем не отличался от обычных детей. Яшмет при виде его отворачивался, горько плакал, хватая за колени взрослых. Вэнили предположила, что это простая детская ревность, и беспокоиться не о чем.
Мы чувствовали себя на вершине жизненного пути. Было чем гордиться: мы сделали человека, который никогда не состарится и не умрет. Человека, который помнит свою прошлую жизнь. Конечно, пока он только пищал и беспомощно размахивал руками, но мы не сомневались, что мудрый разум Велега дождется того дня, когда сможет проявить себя. А пока мы просто любили его, защищали и берегли как зеницу ока.
— Как мы назовем малютку? — спросила я однажды вечером.
— Он должен отзываться на имя Яшмет, — медленно и с расстановкой ответила Вэнили. Так она говорила, когда хотела подчеркнуть значительность своих слов. А мне стало, вдруг, тревожно, и тошнота подкатила к горлу.
— Но ведь Яшметом мы называем другого, — возразила я.
Вэнили встала, внимательно и серьезно посмотрела на всех присутствующих.
— Что ж…. Пришла пора сказать вам, — какое-то время она молчала, словно преодолевая какой-то внутренний барьер. — Друзья, соратники, мы долго работали вместе, осуществляя затею, которая показалась бы безумной обычным смертным. Наши усилия увенчались успехом. Совершенный ребенок явился в мир. Теперь все зависит от нас. Мы должны воспитать будущего короля Ориены и обеспечить ему восхождение на трон. Я думаю, все вы понимаете, что ребенок Орминэ может помешать нашим планам, не всегда же он будет беспомощным младенцем. У страны не может быть два правителя. Яшметом придется … пожертвовать.
— Что ты говоришь?! — закричала я. — Ты обезумела. Чем мешает тебе невинный ребенок?
— Тише, ты разбудишь детей, — спокойно сказала Вэнили и продолжила. — Этот ребенок мешает нам уже тем, что вносит разлад в наше содружество. Мы спорим о его судьбе, ссоримся, а в конечном итоге удаляемся от нашей главной цели. Они с Совершенным похожи друг на друга, как две капли воды. Если они вырастут вместе как братья-близнецы, нам не избежать сомнений и тягот в дальнейшем.
— Орминэ достаточно проницательна, чтобы узнать свое родное дитя, — заметил Аргуин. — Да и родила она только одного ребенка. Откуда же взяться близнецу?
— Все равно, — протестовала я, — надо только увезти Яшмета подальше в Средиземье. Он ничего не узнает о своем происхождении и вырастет как обыкновенный житель Арды. Он не сможет помешать нашим планам.
— Это рискованно, Горделия, — возразила Вэнили. — Люди-птицы не перестанут искать украденного наследника. Правда откроется так или иначе, если мы оставим Яшмета в живых. Пойми же, на карту поставлено слишком много.
— Если нашим мечтам суждено сбыться, смерть Яшмета не сыграет никакой роли, — настаивала я. — Если мы уверены в своей правоте, не следует прибегать к таким страшным средствам, чтобы совершить задуманное.
— Ты надеешься на судьбу? — насмешливо спросила Вэнили. — Мы сами вершим свои судьбы и выбираем средства.
— Но мы не можем убивать! — я была в отчаянии. — Люди-птицы не убивают. Мы нарушим заветы… — Тут я расплакалась.
— Как будто в первый раз, — буркнул Велизар. — До сих пор тебе казалось, что мы ни в чем не отступаем от законов? А за что ты сидела в тюрьме? Зачем ты вообще ввязалась не в свое дело!? — это была слишком длинная речь для угрюмого и замкнутого Велизара. Он никогда мне не нравился, а тогда был особенно зол и раздражен.
— Успокойся, — Вэнили опустила свою тонкую руку на его плечо.
— Пойми, — обратилась она ко мне, — нам необходима всего лишь одна единственная жертва. Этот ребенок исчезнет для того, чтобы другие рождались в любви и в радости. Я знаю, ты очень привязалась к Яшмету, но он даже не почувствует, как перейдет в другой мир, возможно более совершенный, чем этот. Он просто уснет и все. Ты быстро забудешь о нем, у нас есть о ком заботиться, и есть кого любить.
Я чувствовала себя как в тяжелом безысходном сне, смысл ее слов едва доходил до сознания. «Они убьют его, — думала я, — мы все убьем его». Вэнили показывала письмо Велега, в котором он настойчиво советовал избавиться от ребенка Орминэ. Все еще обсуждали что-то, но я не слышала их.
— Но кто сделает это? — раздался звонкий голос Либеры. И тогда все смутились и перестали смотреть друг другу в глаза. Рассуждать о преступлении оказалось легче, чем совершить его.
— Нам придется кинуть жребий, — предложил Аргуин.
— Погодите! — неожиданно поднялся Велизар. — Не надо пытать судьбу. Я возьмусь за это дело. Слабонервным это не по силам. «Страшный человек», — содрогнулась я.
— Спасибо, — благодарно взглянула Вэнили на мужа. — Ты сделаешь это, но мы все разделим твой грех. Идите же сюда, ориенцы. Поклянемся в нашей верности друг другу и нашему делу. Все встали рядом и скрепили руки в общем пожатии. И я тоже. Но, даже произнося клятву верности, я чувствовала себя чужой, отторгнутой теми, которые еще недавно считались моими друзьями. Ночью я убежала, потому что не могла больше оставаться с ними, и продолжать работу ради нашего общего дела тоже было не в моих силах. Я летела прочь от своих соратников, как от прокаженных, и думала только о том, чтобы улететь как можно дальше.