Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса
Шрифт:
…Она спряталась под кровать. Забилась в угол, сжалась в комок, закрыла глаза. Когда перестало пахнуть разрядами, её плеча кто-то коснулся. Она заорала так, что оглушила саму себя.
— Девочка, — услышала она озабоченный голос, — ты живая?
Штурмовик оказался добрым. Он напоил её чаем и не позволил смотреть на то, что было в доме. Ещё она помнила офицера. Сейчас она знала, что офицер был молодой, но тогда он казался ей очередным дядей в форме среди дядь в белых доспехах. Она помнила, как он входил и выходил, а потом его фразу: «Великий
Штурмовик был добрый. Он развлекал её тем, что снял шлем и приказал остальным тоже снять шлемы. Много одинаковых дядь насмешили Рину до слёз.
— Я — командир, — важно говорил он, — вот видишь: у меня на плече полоски. А они — рядовые… Парни, хватит ржать!
Штурмовики пересмеивались, кто-то полез за пайковым шоколадом. Пить чай в три часа ночи оказалось до жути интересным. Она даже забыла, что куда-то исчезли братья, отец и мать. Дяди, пришедшие в гости, оказались весёлыми. Один из них даже показал фокус. Другой пошёл и нашёл её одежду.
— Мы сейчас полетим, — сказал ей командир. — Не возражаешь?
— А папа и мама? — вспомнила она.
— Мы полетим туда, где твои папа и мама, — пояснил штурмовик.
— А почему они уехали без меня?
— Ты же пряталась под кроватью, — ответил ей дядя, с её точки зрения, совершенно логично. — Они не могли тебя найти. И попросили, чтобы мы тебя нашли, напоили чаем, а потом привезли к ним.
— Тут стреляли, — пожаловалась она.
— Поэтому они и уехали, — ответил штурмовик. — Они пока поживут в другом доме, где не стреляют.
Её эти ответы удовлетворили полностью.
Её переодели, снова вошёл офицер, отвёл дядю в белых доспехах в угол и они поговорили.
— В детдом или в больницу? — спросил командир штурмовиков тихо.
— Отец выживет, — также тихо ответил офицер. — Но врачи опасаются, что из-за раны по касательной черепа он может подвинуться умом.
— Вот гады, — сказал штурмовик. — Они видели, куда стреляют?
— Они идеалы защищали, — ответил офицер и чуть не сплюнул на пол. — А потом всё свалят на нас. При попытке задержания бунтовщиков погибла вся семья!..
— В женщину попали мы, — сказал штурмовик.
— Да, — ответил офицер угрюмо. — Она решила закрыть их своей грудью.
Тогда слух её услышал, а память зафиксировала весь разговор. Ум не понял, но сохранил. Чтобы потом, извлечённые из памяти, снова зазвучали уже осмысляемые ею слова.
Спустя годы Рина поняла, в чём было дело. Браться решили отстреливаться. На линии огня оказались и родители. И кто в них попал — братья или люди из отряда — разобраться было почти невозможно. По характеру ранений было установлено, что, скорей всего, в женщину попал человек из отряда, а мужчину случайно задел выстрел одного из молодых бунтовщиков.
Её братьев.
Никто не знает, как бы сложилась её жизнь. Она сидела в игровой комнате в больнице вместе с дядей, которого звали Эван. Там было много игрушек, о которых она даже не знала. А ещё её всё больше и больше начинало трясти. Дядя Эван, озабоченно посмотрев на неё, сказал:
— Малышка, посиди тут одна минутку. Я скажу дроиду, чтобы принёс чай.
Там, в далёком углу, лежал огромный, цветной мячик. Комната была большая и холодная. В окна заползал рассвет. Она сидела в кресле, и ей не хотелось шевелиться.
Когда дядя Эван вернулся, чашка с чаем чуть не выпала у него из рук. Огромный цветной мячик висел посреди комнаты безо всякой опоры.
— Шок, — сказал врач-специалист, которого срочно вызвали туда. Там же был и офицер из команды захвата. — Шок и его последствия. Ребёнок одарённый, только никто об этом не знал.
Была сотня проволочек, и она плакала и ничего не понимала, и была белая мёртвая мама под простынёй и отец, который её не узнавал и всё бессмысленно улыбался и говорил что-то. Она выплакалась в латы дяди Эвана, а потом тот, тихо ругаясь и кряхтя, снимал свои латы, облачался в обычную одежду, и вот они уже летят куда-то на большом корабле.
В Центр Империи.
Император
— Входите, адмирал, — повторил Вейдер.
Пиетт споткнулся не из благоговения. Он никогда в жизни не мог представить, что застанет такую картинку: четверо за столом играют в саббак. И один из них — император.
— Мы так время убиваем, — сказал Палпатин, вставая и бросив карты. Его партнёрами были та самая рыжеволосая женщина, что сопровождала его на совещание, и двое рослых мужчин. По особой, видимой профессиональному взгляду, выправке, Пиетт понял: гвардейцы. Только без формы.
Палпатин цепко оглядел адмирала.
— Я считаю, что от адмирала у нас не должно быть тайн, — медленно сказал Вейдер, в упор глядя на Палпатина.
Палпатин изучал адмирала живыми, сейчас пронзительными глазами. И, когда Пиетт почувствовал себя совсем плохо, неожиданно произнёс:
— Адмирал, поверьте, дело не в том, что я вам не доверяю или что я думаю, будто вы способны сознательно разгласить тайну. Но эта тайна будет опасна для вас самого. Вы не одарённый, как Вейдер, я или Мара. Вы не обладаете навыками закрытия своего мозга для восприятия одарённых, какому обучены все мои гвардейцы. Я уважаю выбор своего ученика. Но готовы ли вы к тому, чтобы на ближайшее время оказаться в положении человека, который вечно будет находиться под охраной моих детей?
— Детей? — выпалил Пиетт, прежде чем успел осознать крайнюю невежливость такого поведения по отношению к главе государства.
— Одарённых, — пояснил Палпатин. — Это всё — мои дети.
— Вот видите, повелитель, — голос Тёмного лорда прозвучал с едва уловимой, отстранённой насмешкой. — Вы и выдали адмиралу одну из наших маленьких тайн. Так что у вас нет выбора. Вам теперь придётся.
— Ты вежлив, как всегда, — спокойно ответил Палпатин. — Но ты прав. Однако тебе тоже придётся — побеспокоиться о безопасности твоего адмирала.