Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса
Шрифт:
Директор хранилища Эду была невероятно красива.
Не смотря на все свои пятьдесят лет.
Где-то там, далеко
На одной из планет внешних территорий в южном её полушарии была весна. Весна сюда приходила мягкой и одновременно щедрой. Она окружала планету плотным зелёным кольцом лесов по малой южной окружности. Она вспыхивала зелёным пламенем в городах. Она пенной волной бушевала на любом мало-мальски открытом клочке земли. И в периметре их базы она точно так же пьянила их запахом свежей земли и сока, бурно поднимающегося
Спать иногда было просто невозможно. Дурели все. Почти у половины его людей начались скороспелые и бурные романы. Сок бродил в стволах и выливался в жилы.
Нельзя сказать, чтобы он осуждал своих людей. Ему самому было за шестьдесят. И что? Он дурел точно так же. Неизжитые желания. Не убитые воспоминания. А ещё кровь. Собственная кровь казалась такой молодою.
Шестьдесят пять лет — не возраст для этой галактики. Не возраст для человека, привыкшего к услугам высокой цивилизации. Да и расслабляться себе он не давал. Задел был положен ещё военным училищем. Потом… Много чего было потом. Но сейчас он человек матёрый, закалённый в боях и интригах. Глава железной организации. Организации с железной дисциплиной. Распространившей по всей галактике свои вживлённые в общую ткань мира нити.
Это должно его радовать? Отнюдь. Даже жалкий мафиози работает не для себя. В конечном счёте, даже у отброса цивилизации, который, не задумываясь, идёт путём шантажа, убийства и обмана, оказывается в конце его пути семья, для которой он жаждет работать. Возможно, передать своё дело. Были бы люди бессмертны — может, работали только для себя. Но они хотят своего продолжения в потомках.
Дети. Да нет. Дело не только в них. Влюблённость в женщину не подразумевает бессмертия. Хотя, кто знает. Всё это бурление в крови всего лишь физиологический процесс. Возможно, самая неистовая любовь содержит в себе генетическую память о последующем размножении. И в прекрасном лице своей возлюбленной ты видишь лица своих будущих детей.
Прекрасной возлюбленной. Бейл Органа отошёл от окна и в мрачной досаде пожал плечами. Это-то ему не досталось. Ему вообще мало что досталось. Вся жизнь — сплошная борьба. Вопрос в том, насколько она осмыслена.
Он не был идеалистом. Он прекрасно знал, что война таких масштабов длится не одно поколение. И передаётся от отцов к детям. Только вот где его потомки. Всё там же. Этот проклятый урод забрал их у него, как до того отнял возлюбленную. Потенциальную возлюбленную. Потенциальную жену. Потенциальную мать его детей.
Проклятый урод, которого даже убить до конца не получилось.
Энфэ
Мессир нашёл его буквально после лабораторного занятия. Нашёл, а не вызвал. Стоял около окна прямо при выходе из аудитории. Группа студентов хлынула как раз перед ним и растеклась по коридору, Кто перекусить, кто поболтать с приятелями из других групп. А кто просто пройтись по саду прежде, чем начнётся другой занятие.
Ректору каждый привычно и отработано поклонился. Наклон головы, переходящий в лёгкий наклон туловища. И побежали по своим делам. Ректор отвечал им рассеянным кивком. Отмечая присутствие и отпуская. А вот кивок, предназначенный ему, был резким и приглашающим.
Он похоронил своё желание перекусить, поболтать с приятелями или поблуждать по саду, пока не начнётся очередное занятие. Тем более что понял: занятие не начнётся. Потому что преподаватель будет отсутствовать.
— Пойдём в кабинет, — сказал мессир и ректор. Он тоже внёс свою долю во множество кивков за этот день, подтвердив жестом своё согласие. И пошёл вслед за мессиром.
— Что ты в саду на студентов орал? — поинтересовался он для проформы, пока они шли по коридорам.
— Надо поддерживать своё амплуа цербера и ревнителя строгого порядка, — сухо усмехнулся тот. — Тем более что свинство. Газон недавно привели в нормальный вид. Нет, обязательно надо на нём потоптаться.
— Заметь, перед твоими окнами.
— Да, — новая усмешка. — Бравада — неплохой иногда стимул для… Хотя обычно бушуют четверокурсники. Или третьекурсники. Младшие ещё не освоились, а выпуску не до безобразий. Они делом заняты.
— Да, — ответил он безразлично. — Они заняты очень серьёзным делом.
— Да? — повернулся к нему ректор и бывший школьный товарищ.
— Я как-то входил в комиссию, принимающую дипломные работы.
— А.
Ректор не усмехнулся. Он медленно покачал головой, не прекращая энергичного движения вдаль по коридору.
— Рэк, они не так уж и плохи.
— Да.
Вот теперь ректор остановился. Внимательно посмотрел на бывшего школьного друга.
— В любой войне, — ответил он медленно, — бывает победитель и тот, кого победили. Ничего не поделаешь.
— В информационной тоже?
Оставшийся путь до его кабинета они прошли молча.
Зашли внутрь. За ними плотно закрылись двери.
— Произошла утечка, — сказал ректор.
— И каков уровень радиации на этот раз?
Он не шутил. И ректор это так не воспринял. Свёл руки за спиной, прошёлся по кабинету.
— Тебе с самого начала объяснять?
— Прости, Шат, но это ты сейчас «бдишь у пульта». Я преподаю. За эти несколько дней я наконец просто преподаю. Не представляешь, как это разгружает голову.
— Представляю.
Его тон не был агрессивным. Он констатировал факт.
— Были контакты нескольких степеней, — он кивнул на машину. — Посмотри сам. Записи импульсов и их механико-математическое, математическое и физико-химическое выражение сам-знаешь-где искать.
— А ты язвишь, — теперь констатировал факт он. Подошёл к машине, сел. Открыл секретным один на двоих паролем уровень. Просмотрел таблицы, формулы, диаграммы. Затем прослушал и просмотрел записи.
Забавно он выглядел в почти пилотском кресле с огромными наушниками на ушах. Можно было взять миниатюрные, но ему надоело. Надоело вставлять в ушные раковины что-то похожее на сгусток энергии. Иногда хотелось спокойного, солидного, во всех смыслах материального ретро.
Ректор ему не мешал. Он только позвонил куда надо, предупредив о замене.
Он снял наушники через час.
— Ну и? — спросил Шат.
— Фф…
— Что?
— Я не умею формулировать с налёту.
— Мне нужна твоя оценка как профессионала. И профессиональный вывод. Потом мы сравним.