Дары Кандары.Сборник
Шрифт:
вывалился апельсин – редкое лакомство, пожертвованное доброй соседкой. Поднатужившись, кукла упала с
постели, смешно переваливаясь на шатких тряпочных ножках, прошла в угол и сумела докатить потерю
назад, до края кровати. Потом посмотрела строго:
– Я смогла. Значит, и ты сможешь.
С того дня Луиза стала тренироваться – когда никто не видел, сползала с кровати, подымалась,
цепляясь за спинку, приседала, как младенец, и снова вставала. Потихоньку
до низенького подвального окна, чтобы подышать воздухом, научилась сама заплетать себе волосы и часами
тормошить непослушные пятки. Девочка заулыбалась, начала лучше кушать, разговаривать с матерью,
пересказывать братьям сказки, услышанные от куклы. В один прекрасный день домой вернулся отец – его
считали погибшим, а он попал в плен в Эльзасе два года просидел в лагере, потом нанялся матросом, чтобы
подзаработать. И вот, с полным кошельком, на своих двоих явился к милой жене, дочке и сыновьям. Увидев
пышную бороду отца, услышав его громовой хохот, девочка встала с постели и сама, ногами пошла
навстречу. Как все обрадовались – и кукла тоже.
Луиза выросла – люди быстро меняются. Годы, проведенные в неподвижности, обострили неженский
разум, научили терпению. С детской игрушкой она не расставалась – фантазии о говорящей кукле с годами
стали казаться болезнью, но нежность сохранилась. Нищая замарашка сама поступила в Сорбонну, стала
заниматься наукой, прослыла старой девой. Наконец вышла замуж за товарища по лаборатории,
длинноносого шутника Лазара. Принаряженная кукла в фате ехала на крыше авто и улыбалась – довелось
ещё разок повидать свадьбу.
В свой черед у хозяйки появились близнецы – мальчик и девочка. Дом круглился довольством, не
переводились гости, голодные и веселые, не утихали споры и разговоры. По воскресеньям хозяин садился за
пианино, хозяйка подпевала ему звонким голосом, а кукла любовалась ими с почетной полки. Но
потихоньку тревога вкралась в беседы – приближалась война.
Когда боши вошли в Париж, хозяин исчез из города. Детей не выпускали из дома, Луиза рассчитала
няню и делала все сама – не дай бог, кто узнает, почему у малышей рыжие, кудрявые волосы, длинные
носики и зеленые внимательные глаза. По вечерам, когда все засыпали, она часто плакала, обнимая старую
куклу. Как-то вечером в дом явился старый кюре – он долго шептался с матерью, уговаривая её. Потом
малышей разбудили, наспех одели и увели прочь. Кукла их больше не видела.
Вместо близнецов в доме появилась Эмма, белокурая девочка с ледяными, безжалостными глазами.
Она говорила «да,
ровно в восемь, никогда не играла и не смеялась. На куклу она посматривала, но не так, как смотрели дети.
Потом как-то подставила табурет, бесцеремонно сдернула игрушку за ногу, и, не слушая протестов хозяйки,
ножницами распорола тряпичный живот. В ватное нутро вложили свернутые письма, рану кое-как зашили
суровыми нитками, поверх натянули крохотные панталоны и комбинацию, набросили новое платье,
сделанное из хозяйкиного шелкового шарфа.
Хозяйка надела пальто и черную шляпу, взяла за руку воспитанницу. Та ухватила куклу. И они
окунулись в дождь, петляли по сумрачным улицам, ныряли в арки, миновали мосты и перекрестки. Дважды
мимо проходили патрули, но мать с дочерью и игрушкой не вызывали у них тревоги. Наконец, поднявшись
по узкой лесенке, они отыскали нужное жилище. Девочка постучала три раза: здесь день рожденья
Сюзанны?
– Вы с подарками? – отозвались из-за двери.
– Да, раздобыли конфеты для именинницы.
Конфетами оказались патроны. Кукле снова вспороли живот, достали письма и вложили карту с
какими-то метками – за ней наутро придет боец из бригады Сопротивления. Девочку потрепали по голове,
та молча стерпела ласку. Хозяйке дали хлеба и мокрый кусок мяса. Они вернулись домой.
Наутро к ним постучались гости – двое мужчин, заросших и жутко голодных. Луиза опустошила
запасы, Эмма молча прислуживала за столом. Из живота куклы вытащили карту и засунули туда
упакованное в конверт донесение. Девочка тем же вечером отнесла его в сырную лавочку и передала
толстяку-хозяину, получив взамен схему аэродрома. Через два дня кукла попала в церковь – за какими-то
списками. Ткань понемногу ветшала, переставала держать нитки. Но кукла терпела – она не очень понимала,
что такое война, но люди с лающей речью ей не нравились, стрельба пугала и слезы хозяйки тоже не
радовали. Надо так надо. Смерть от старости все же лучше бесславной гибели на чердаке, в зубах
отвратительных грызунов!
Теплым июльским вечером они снова собрались навестить квартиру под самой крышей. Эмма
постучала три раза: здесь день рожденья Сюзанны?
– Вы с тортом? – отозвался знакомый голос.
– Беги! – закричала Луиза и выхватила маленький пистолет. Она успела выстрелить дважды, потом
ударила автоматная очередь. Но это задержало преследователей. Кубарем скатившись с лестницы, Эмма