Дары Крови
Шрифт:
— Всё так. Я ведь…
Принцесса Леве перебила меня:
— Наследник Дома, которого готовили по пути меча, а не адепта, всё, что у тебя есть, это три месяца обучения в Академии.
— Даже меньше, — кивнул я. — Выпустился раньше этого срока и часть обучения провёл в за… к-хм, в камере, — торопливо добавил, видя, как поднимаются в изумлении бровки принцессы Леве, — но я был ни в чём не виновен.
— Даже так? Ты плохо себя вёл в Академии?
Принцесса Леве снова хохотала, правда на этот раз за меня не хваталась. Отсмеявшись, сделала три шага от меня и приказала:
—
Пальцы её правой руки сплели смутно знакомую печать.
— Активатор «рамас питар».
Только полный дурак не опознал бы составную часть «питар», единую и для плети огня, и для плети воздуха. «Рамас» же я встречаю тоже не в первый раз. Первый был в технике белых лучей, падающих с неба в исполнении Вира.
Я захлопал глазами, осознав, что если Вир король, то он же обязан был идти по пути меча, а никак не адепта, а значит, и не мог использовать техники… Но ведь мог и использовал! Нужно перечитать списки королей Скеро, отыскать среди них того, что был младшим сыном, не имея права на трон, но после смерти старшего брата стал королём.
— Это родовая, так называемая тайная техника, — глядя мне в глаза, пояснила принцесса Леве. — В ней тайна не в печати, которую тебе, возможно, нужно будет переделать под себя, а в наполнении жаром души, которое я сейчас объясню.
— Тайная? А я имею право узнать её?
— А это уже решать мне, — тряхнула головой принцесса Леве. — Если я дарю её тебе, то что это значит?
— Что отныне имею, — дал я твёрдый ответ.
— Значит, начнём наш урок.
Глава 5
Уже стемнело, когда принцесса Леве покинула меня и тренировочную площадку. А я…
А я остался.
Мог бы и сам догадаться, ещё до слов посланника Вира, что и вторая моя встреча пройдёт на этом же месте, как и в прошлый раз.
Вир сгустился из ночной темноты, вдруг, внезапно…
Для любого другого, но не для того, кто видел в этой самой темноте словно днём, и не для того, у кого были тени.
Тем не менее я вздрогнул, замер, остановив свои шаги по песку площадки. Сделал всё, что и намеревался. Чуть согнув спину, сложил перед собой ладони в приветствии:
— Доброго… — как бы я ни готовился к этой встрече, слова всё равно тяжело давались, но я вовремя спохватился и поправился. — Доброй ночи, ваша светлость.
Вир застыл недвижимой статуей, не торопясь отвечать. Чуть выждав, я разогнулся, поднял взгляд от песка и встретился с ним глазами. Они у него были пустыми, бесстрастными, тёмными.
Наконец, Вир разомкнул губы, но первые его слова оказались обращены не ко мне.
— Факел.
Топтавшийся за оградой мелкий идар-посланник засуетился, ухватил факел, что горел рядом с ним, перемахнул через невысокое заграждение, торопливо двинулся к нам, но успел пройти едва ли десять шагов, а затем рядом с ним сгустилась ещё одна тень, шагнула в круг света и обратилась Кровавым.
Кровавый перехватил факел и глухо, с явно ощутимой угрозой буркнул:
— Свободен.
Посыльный попятился, бледнея и, похоже, осознавая своё место. А может, знал его и раньше, в отличие от
Едва факел осветил меня, Вир хмыкнул:
— Мне донесли правду, ты очень изменился за эти дни, Лиал.
Не зная, как отвечать, и не получив подсказки, я чуть шевельнулся, пытаясь жестом показать недоумение. На губах Вира мелькнула холодная, жестокая улыбка:
— А судя по тому, что я слышу, ты пытаешься освободиться от нашей с тобой связи. Верно, не рад когда-то заключённой сделке?
Я похолодел, тут же ожил и Молак:
— Господин, не грубите, не соглашайтесь, вам нужно успокоить его.
Да здесь и последний дурак это поймёт, тоже мне совет.
— Ваша светлость…
Вир оборвал меня:
— Помнится, совсем недавно ты называл меня господином. Как меняет человека всего один подвиг.
Молак даже сделал шаг ко мне, словно я мог не услышать его совет:
— Господин, уступите.
Я честно попытался посчитать про себя до десяти. Посчитал, но ничуть не успокоился, а осознав это, лишь облизнул пересохшие губы и выдохнул:
— Буду откровенен, ваша светлость, — в этот раз меня не перебили. — Начну по порядку. Вы говорите, что я не рад заключённой сделке. Не рад, — опасная, холодная улыбка на губах Вира стала сильней, — но благодарен вам за эту сделку.
Вир разжал губы:
— Лесть?
— Лесть? — переспросил я и развёл руками. — Несколько часов назад на этом самом месте я сказал принцессе Леве, что не умею льстить, далёк от интриг и придворной жизни. Повторю это и вам, ваша светлость. Я не умею льстить, а сейчас лишь признаю очевидное — я ждал смерти за преступление, вы пошли навстречу просьбе своей старой ученицы и оказали мне милость, дав шанс остаться в живых. И я благодарен вам за ту сделку.
— Хм, а, как по мне, так льстить ты вполне умеешь. Или же быстро учишься, ощущая, как близок к смерти.
Если Вир думал напугать меня этим замечанием, то он ошибался, лишь заставил чуть остывшую злость вновь набухнуть во мне жарким и тёмным комом.
Жаль только, что я не мог позволить себе сейчас опять замолчать и считать про себя успокаиваясь.
— С того дня в подземелье я всегда буквально в шаге от смерти, ваша светлость. В шаге от смерти, проходя второе посвящение; в шаге от смерти, корчась на ледяных камнях закрытых камер и блюя кровью; в шаге от смерти, выполняя ваши задания всего после двух месяцев обучения. Я уже привык.
— Ты говоришь такие глупости, — покачал головой Вир. — Юноша, горящий жизнью и признающий лишь белое и чёрное.
Я, ещё помнящий разговор с принцессой Леве и свои размышления о флаге с чёрным цветом, вздрогнул. Едва заметно, но это не могло ускользнуть от взгляда Вира, и тот усмехнулся:
— Или же бравируешь, и это вернее. Я видел сотни людей, которые годы, десятилетия жили на краю смерти и не могли к этому привыкнуть, цеплялись за жизнь, юлили, падали на колени, ползали на брюхе, пытаясь вымолить у меня ещё месяц, ещё день своей никчёмной жизни. Как думаешь, сколько дней жизни осталось у тебя?