Дату смерти изменить нельзя
Шрифт:
– Может быть, ты никогда не пробовала русского сала? – оживился Председатель.
– Пробовала, – осторожно произнесла Лиззи. – Оно мне не понравилось.
– А как насчет эстонской кухни? Какое блюдо самое вкусное?
– Их так много…
– И все-таки. – Председатель плотоядно улыбнулся. – Я слышал, у вас необычайно популярен рижский пудинг с черноплодной рябиной…
Это был тупик. Ловушка. Неуверенно, как если бы она чувствовала под ногами готовую разверзнуться трясину, Лиззи пробормотала:
– Терпеть не могу национальную
– Так я и думал, – кивнул Председатель. Его глаза приняли сосредоточенное выражение. Он вплотную приблизил свою физиономию к лицу пленницы, так что их носы едва не соприкасались друг с другом, и вкрадчиво поинтересовался: – Тогда давай поговорим о чем-нибудь другом. Не хлебом единым живет человек, верно? – Каждое слово, срывающееся с губ Председателя, было окутано смрадным дыханием. – Итак, Эстония. Маленькая страна на берегу Балтийского моря. Или я ошибаюсь? Ну да, Эстонию омывает Северный Ледовитый океан. Моржи, белые медведи. И маленькая девочка Лиза, бродящая среди сугробов. Она не любит эстонскую кухню, но знает родной язык. Я угадал?.. Как будет по-эстонски «медведь»?..
– В моей семье разговаривали на русском языке, – заявила отвернувшаяся Лиззи.
– Что может быть естественней! – воскликнул Председатель. – Великий русский язык! Язык Пушкина и Тараса Шевченко. Ты учила в школе стихи Шевченко?
– Я была плохой ученицей. У меня плохая память.
– Но название своего родного города ты знаешь?
– Знаю, но не скажу.
– Почему? – спросил распрямившийся Председатель.
– Не хочу, – отрезала Лиззи.
– И правильно. Что за удовольствие сразу получить ответы на все свои вопросы? – Председатель направился к выходу. – Сначала поиграем в допрос отважной эстонской партизанки, попавшей в лапы НКВД. Вспомним свой родной язык и город. Выясним, в конце концов, чем отличается обычное сало от подсмоленного. – Председатель открыл дверь. – Я скоро. Вот только заправлю лампу и вернусь.
И снова Лиззи брякнула, не удержав язык за зубами:
– Куда вы собираетесь заправлять лампу?
– Узнаешь, – зловеще пообещал Председатель. – Скоро все узнаешь, эстонка по имени Лиза. На собственной шкуре.
Вряд ли что-то могло обнадежить американку сильнее, чем открывшиеся глаза Бондаря. Едва закрылась дверь за Председателем, как он вскинул голову и быстро произнес:
– Запираться бессмысленно. Расскажи этому ублюдку правду. Вали все на меня. Пусть разбирается со мной.
– Женя, – обрадованно прошептала Лиззи, – Женечка! Я так счастлива, что с тобой все в порядке.
– Прибереги телячьи нежности на потом, – грубо оборвал ее Бондарь.
– Оно будет – потом?
– Прекрати! Скажи мне, ты поняла свою задачу?
– Да, но…
– Отлично, – кивнул Бондарь, не удержавшись от болезненной гримасы.
– Повторяю: вали все на меня. Не скрывай, что я из ФСБ.
– Ни за что! – с жаром воскликнула Лиззи. – Ты ранен, у тебя до сих пор течет кровь из ушей, а я в полном порядке. Пусть допрашивают меня. Пусть даже изнасилуют, пусть! Ты ведь не бросишь меня за это?
– Изнасилуют, – мрачно повторил Бондарь. – Не надейся отделаться так легко. Тут сейчас такое начнется.
– Что?
– Пытки, Лиза, настоящие азиатские пытки. Правда, при помощи современных средств, что дела не меняет.
– О какой лампе говорил этот ужасный человек?
– О паяльной, – просто ответил Бондарь. – Вот почему не смей отпираться или врать. Говори все, как есть.
– Но тебя убьют! – вскричала Лиззи. Ответ был преисполнен горечи:
– Конечно, но не сразу. Хотел бы я умереть прямо сейчас.
– Ты не имеешь права пасировать перед трудностями, Женя!
– Пасовать, Лиза, – поправил американку Бондарь, – па-со-вать.
– Все равно не имеешь права, – упрямо сказала Лиззи.
– Ну-ка, посмотри мне в глаза.
– Смотрю.
– Ты видишь в них страх?.. Растерянность?.. Отчаяние? – продолжал Бондарь.
– Нет, – выдохнула Лиззи.
– Тогда положись на меня. Делай, как я тебе говорю. Никакой самодеятельности. Никаких самопожертвований.
– Я постараюсь.
– Нет, Лиза, – отрезал Бондарь. – Ты не постараешься. Ты в точности выполнишь все, о чем я тебя попросил.
– Ладно, – не слишком решительно пообещала Лиззи.
– Не слышу уверенности в голосе!
– Ладно, ладно.
– Еще раз, – потребовал поднявший брови Бондарь.
– It’s O.K.
– Вот так-то лучше.
– Но за это ты должен честно ответить мне на один вопрос, – заявила Лиззи. – Честно и прямо.
– Я готов, – наклонил голову Бондарь. Он поторопился. Потому что услышанное озадачило его до глубины души.
– Я действительно толстая? – спросила Лиззи с таким видом, будто вошла в ледяную воду.
– Тебя волнует это? Сейчас?
Бондарю показалось, что он ослышался. Если бы не привязанные к подлокотникам руки, он бы непременно вытер кровь, скопившуюся в ушных раковинах. Лиззи шумно сглотнула слюну и подтвердила:
– Да, Женя. Меня очень волнует, действительно ли я такая толстая, как намекал этот мерзавец. Конечно, – призналась она, опустив глаза, – почти всякая девушка старше двадцати пяти лет не обходится без пары унций лишнего жира, но сравнивать меня со свиной тушей – это уж слишком.
Приступ гомерического хохота чуть не опрокинул Бондаря вместе с креслом. Сказалось нервное напряжение последних часов. Он смеялся так весело, так заразительно, что вскоре и Лиззи присоединилась к нему, сначала опасливо, потом все смелее и смелее. Походили они при этом на парочку безумцев. А как еще они могли вести себя в столь безумной ситуации?
– Веселитесь? – спросил Председатель, вернувшийся в кают-компанию с механической паяльной лампой. – Завидую вам. – Поставив уродливый агрегатик на пьяно шатающийся стол, Председатель быстрыми нажатиями плунжера подкачал воздух и добавил: – Хотя не очень. Почему-то мне кажется, что сейчас вам станет не до смеха. – Председатель чиркнул спичкой и поднес к горелке. Из нее вырвался десятисантиметровый язык голубоватого пламени. – Работает, – восхитился он. – Такая старая, а работает. Умели же раньше делать вещи. Со знаком качества.