«Давай полетим к звездам!»

Чебаненко Сергей

– Гагаров изображен в космическом скафандре. В углу портрета - наискось его подпись: четкое “Гагар” и вместо окончания “-ов” необычный волнистый росчерк. И на пиджаках у Королевина и Михеева - значки с изображением Гагарова и такой же подписью.

– Ну, и что?
– хмыкнула Инга.
– Из-за такого пустяка...

– Нигде не встречал такой подписи Гагарова, - горячо перебил я.
– Вот смотри.

Уходить, уходить, бежать от этого Синицкого! От гадкого воспоминания, от неприятного осадка на душе.

Открыл рабочий блокнот, вытащил из внутреннего кармана куртки

ручку и на чистом белом листе вывел: “Гагаров”.

– Вот так подписывается Юрий Алексеевич. А вот такая подпись на портретах и на значках наших космических руководителей.

Я написал “Гагар” и дальше нарисовал линию с четырьмя волнами.

– Ах, это маленькая космическая загадка, - в глазах Инги блеснуло веселье.
– Репортер Луганцев напал на след людей, подделывающих подписи великого Гагарова!

Я стушевался, и уж было снова собрался сменить тему, но Инга вдруг совершенно серьезно сказала:

– А что, частный сыщик Луганцев, давай завтра отправимся в “Ленинку” и попробуем найти хоть что-нибудь с такой гагаровской подписью? Думаю, что в библиотечных фолиантах и фотоальбомах образцов подписи Гагарова предостаточно.

Алексей Леонтьев и все, все, все - 3

ПЕРВАЯ КОРРЕКЦИЯ

Ровно через сутки, после старта с Земли, мы включили двигатели разгонного блока и отправились в полет к Луне. Вся операция прошла без замечаний.

С каждой секундой мы уходили все дальше и дальше от земного шара и все ближе и ближе становились к “тетушке Селене” - так я мысленно называл Луну. Земная гравитация не перестала действовать на ракетно-космический комплекс. Родная планета пыталась нас удержать изо всех сил. Скорость, которую набрали “Знамя” и “Лунник” после старта с околоземной орбиты, падала с увеличением расстояния от Земли. Голубой шар за “кормой” тормозил нас. Но сил немедленно вернуть нас обратно у него уже не хватало. Где-то впереди на траектории нас ждала точка, в которой Луна властно предъявит свои права. Линия траектории начнет выгибаться в сторону желто-коричневого шара. Ракетно-космический комплекс снова будет постепенно ускоряться. Чтобы выйти на окололунную орбиту, нам придется даже чуть притормозить.

После отказа двигателя во время старта и пожара на первой ступени ракеты никаких неполадок в полете больше не наблюдалось. Все бортовые системы работали без замечаний. “Как хорошо смазанные часики”, - так выразился Олег.

Я уже привык к тому, что все идет “тип-топ” и немного расслабился. Старался поменьше двигаться, побольше отдыхать, не делать резких движений - все, как и рекомендовала нам Земля. У Олега привыкание к невесомости прошло быстро и безболезненно. Наверное, его организм и в самом деле “помнил”, что год назад Макарину довелось в космическом полете прожить в условиях отсутствия веса более восемнадцати суток. Помнил и знал, как реагировать.

А вот меня к концу вторых суток экспедиции “догнало”. Даже небольшая рвота была.

“Морскую болезнь” в полете вызывает не сама невесомость, а передвижение человека внутри космического

корабля. Во время полета на “Восходе-2” с Павлом Беляниным для меня этой проблемы не существовало: из-за ограниченного пространства в корабле мы сидели почти вплотную друг к другу. Когда на втором витке я вышел в открытый космос, вестибулярный аппарат тоже не протестовал. Видимо, мой организм просто не воспринял невесомость как фактор длительного воздействия и прекрасно справился с ней как с “разовым возмущением”.

Но в нынешнем полете все оказалось иначе. Внутренние отсеки корабля “Знамя” по объему больше, чем маленькая кабина на “Восходе-2”. В них можно плавать и достаточно свободно передвигаться. Чем я и поспешил заняться уже в первые сутки нашей экспедиции. Расплата за “пространственную свободу” пришла к середине второго дня полета.

Медики на Земле, конечно, всполошились. В центр управления приехал едва ли не весь Институт медико-биологических проблем в полном составе. Даже сам генерал-академик Козенко прискакал. И начались двухчасовые расспросы... Врачи почему-то были уверены, что я от них что-то скрываю, не договариваю.

– Пытать его надо, злодея, - шутил Олег по ходу моей беседы с Землей.
– На дыбе вздернуть охламона, чтобы сознался!

Наконец, медицинский “допрос” закончился, и мне рекомендовали принять несколько таблеток. И еще, конечно же, не делать в течение следующих суток-двух резких движений. И, разумеется, поддерживать “стабильную ориентацию тела в пространстве”, как выразился один шибко умный из врачей. Всего лишь...

И вот, когда я был в таком обездвиженном и полуразобранном состоянии, неприятность и подкатила. Как комок к горлу при тошноте.

Вообще-то штатно и первая, и вторая коррекция при полете к Луне выполняются в автоматическом режиме. Земля вычисляет требуемые параметры орбиты и посылает их на космический корабль. Ну, а уж наша электронно-вычислительная машина проводит окончательный анализ и выдает команду на включение двигателя ракетного блока “Д”. Все просто и предельно ясно. Сотни раз опробовано на Земле и уже несколько раз во время полетов наших ребят к Луне. Штатная и рутинная операция.

Перед проведением коррекции мы заняли рабочие места в креслах-ложементах в спускаемом аппарате. Индикаторы на пульте горели зелеными и желтыми огоньками - значит, все нормально, бортовые системы в норме.

Я и в самом деле старался поменьше двигаться. В горле засел плотный и неприятный комок. Все время подташнивало. Черт, никогда не думал, что невесомость подкинет мне такой вот сюрприз. И это несмотря на все тренировки, на все изнуряющие вращения в креслах и в тренажерах, в которых тебя вертят по всем трем осям вращения сразу!

А самым обидным было то, что я, военный летчик, раскис, а Олег, гражданский инженер, напротив, держался бодро и выглядел, как молодой зеленый огурчик на ухоженной грядке! Во время утренней телевизионной пресс-конференции он демонстрировал такие замысловатые кувырочки в невесомости, от которых у меня темнело в глазах. Хорошо, что телекамера в это время была у меня в руках и телезрители так и не увидели моего синюшного и перекошенного лица.