Давай сыграем… в любовь…
Шрифт:
— Надо скинуть мундир, — подсказала она, с тревогой поглядывая на зеленую шерсть, на которой появились желтовато— белые пятна. Император быстро расстегнул пуговицы, рванул мундир с себя.
— Жилет тоже! — Рудольф подчинился.
— Как насчет рубашки? — услужливо осведомился он. Амалия покачала головой:
— Можете не снимать, наливка не успела впитаться в ткань… — она быстро стянула перчатки и едва заметно дотронулась руками до его груди, пытаясь понять, проник ли яд в тело. Магия заколола в пальцах. Перед мысленным взором
— Вам повезло, — Амалия подняла голову и заметила, что Рудольф внимательно смотрит на нее. Его бирюзовые глаза потемнели и теперь вызывали в памяти море, бушующее во время шторма: темное, глубокое, его глубины манили и ужасали одновременно, кидая вызов самым лучшим мореплавателям.
Слишком поздно девушка вдруг осознала, что тонкая ткать батиста была хлипкой преградой между ними. Она слышала биение его сердца, чувствовала, как вздымается его грудь под ее ладонями. От его тела исходило приятное тепло, ей вдруг захотелось прижаться к нему щекой. Амалия опустила ресницы, пытаясь скрыть свои мысли от стоящего вплотную мужчины.
Но Рудольф заметил. Он шумно выдохнул, потом пробормотал что-то невразумительное, притягивая девушку к себе. Быстро развязал ленты на шляпке, откинул её в сторону.
На этот раз поцелуй напоминал огромную волну, смывающую все на своем пути. Ноги подкосились, и Амалия почти повисла на руках императора. Он целовал ее жадно, словно стараясь утолить то, о чем она не имела ни малейшего представления. Повинуясь непонятному инстинкту, девушка откинула голову, Рудольф губами скользнул по щеке, чуть прикусил мочку уха, вызвав протяжный стон, и осыпал поцелуями тонкую шею. Чтобы устоять, ей пришлось буквально вцепиться в батист рубашки.
Где— то далеко, в мозгу, промелькнула мысль, что это — неправильно, что он опять ставит ее в ряд с Лилианой и остальными женщинами из того списка, она даже неловко дернулась, намереваясь возразить, но Рудольф вновь накрыл ее губы своими губами, и все вновь закружилось.
Громкое покашливание вторглось диссонансом. Император выпрямился и недовольно оглянулся. Его адъютант стоял в дверях и огромными от удивления глазами смотрел на своего друга и императора. Амалия тихо ахнула и попыталась вырваться, но Рудольф машинально удержал её.
— Тише, все хорошо… — прошептал он и повернулся к дверям — Ты что-то хотел, Эдмунд?
— Вы меня звали, — слегка ошеломленно напомнил ему барон, — Я стучал… три раза… Но если я не вовремя…
Амалия вновь покраснела, поняв, что адъютант видел большую часть того, чем они занимались. Она стыдливо спрятала лицо, уткнувшись в плечо Рудольфа.
— Да, звал… — император с какой— то нежностью провел ладонью по растрепанным волосам девушки, с удивлением отмечая, какие они длинные и густые. Она вздрогнула и подняла на него голову. В ее взгляде страсть, которая охватила их несколько минут назад,
Рудольф ободряюще улыбнулся и, все еще придерживая за талию, подвел ее к креслу, усадил, сам стал рядом, не выпуская ее ладони из своей, словно обещая защиту и поддержку, — Эдмунд, только что меня пытались отравить.
— Вот как? — понимающая улыбка исчезла, адъютант ощутимо напрягся, — Кто?
— Не знаю. Кто— то подсыпал яд в сливовую наливку твоей матушки. И если бы не Амалия…
— Хочешь сказать, что моя мать способна? — выдохнул барон, от волнения переходя на «ты». Впрочем, как девушка поняла, на правах старого и, пожалуй, единственного друга он мог позволить себе такую вольность.
— Эдмунд, я же сказал «кто— то подсыпал»! — поправил его император, — Сомневаюсь, чтобы вдовствующая баронесса таким образом решила вдруг вернуть тебя со службы в отчий дом.
— С учетом того, что мы полчаса не можем провести спокойно под одной крышей, она действительно вне подозрений! — друзья понимающе переглянулись. Амалия улыбнулась, тоже вспомнив хрупкую, на первый взгляд, женскую фигуру в черном.
— Значит, кто— то сделал это уже во дворце, — продолжил Рудольф. Эдмунд задумался:
— Я вчера вечером лично передал тебе бутылку, ты отдал лакею, тот при нас перелил ее в графин, и мы выпили…
Император кивнул, словно подтверждая слова:
— Да, точно. Потом графин оставался здесь.
— Я слышала звон стекла, — заметила Амалия, — когда была… в соседней комнате.
Рудольф хмыкнул.
— Получается, отравитель зашел сюда среди бела дня, минуя охрану, — делая вид, что не замечает смущения девушка, барон прошелся по комнате, словно пытаясь рассмотреть следы.
— И снял магическую защиту, — напомнил император, — здесь ее нет.
— А ты ставил? — его адъютант слегка нахмурился.
— Конечно, в каждой комнате, — Рудольф кинул веселый взгляд на свою невесту, — И, поверь, она прекрасно работает!
Амалия невольно опустила взгляд, делая вид, что рассматривает оборку своего платья. Она вспомнила мерцающие паутинки по углам, но решила пока не говорить, что видела их.
Её жених чуть сильнее сжал ее руку, словно приободряя. Заметив это, барон Фриш нахмурился:
— Я что-то пропустил?
— Всего лишь разговор с Лилианой. Он был весьма… занимателен.
— Не сомневаюсь! — адъютант усмехнулся, — Она всегда отличалась буйной фантазией!
Он осекся под многозначительным взглядом своего друга и слегка смутился, понимая, что сболтнул лишнее. Повинуясь детскому желанию поддразнить его, Амалия понимающе улыбнулась, смущение барона усилилось. Странно, но это придало ей уверенности в себе.
— Я отдал ей ту газетенку, — продолжал Рудольф, — Дал понять, что знаю, что это — её идея и достаточно красноречиво объяснил, что необходимо напечатать опровержение. Так что она ушла разъяренная.