Давайте напишем что-нибудь
Шрифт:
Все эти приготовления к приезду Марты на Сицилию были закончены часа за два-три, после чего сицилианские мафиози сели, сложа руки на брюхе, и принялись дожидаться Зеленую Госпожу. Через несколько дней ожидания вихрем пронесся слух о том, что Марта, Зеленая Госпожа, прибудет не скоро. Слуху не поверили и продолжали сидеть, сложа руки на брюхе. Более того, под боком у сицилианских мафиози уселись рядком потолковать ладком остальные жители прекрасной Сицилии, в силу чего на острове прекратили работу заводы, фабрики и фермы, вышли из строя пути сообщения, почта и телефон, закрылись все учреждения сразу, перестали торговать магазины и функционировать общественные туалеты… Действовал фактически только телеграф, где в окне приема и выдачи телеграмм
«ПРИКАЗЫВАЮ ДОЛГО ЖДАТЬ МАРТА».
Мнения тех, кто знакомился с содержанием телеграммы, незамедлительно разделялись: некоторые из ознакомившихся утверждали, что в телеграмме недвусмысленно указано на необходимость ждать весны, а именно – первого весеннего месяца, другие настаивали, что «Марта» есть имя собственное и напоминает имя той особы, которой вот уже очень долго и очень тщетно дожидается вся Сицилия. Из-за расхождений в толковании телеграммы на острове начались конфликты. Толковавшие до сих пор ладком сделались друг другу заклятыми врагами – и Бог его знает, чем бы все это закончилось, если бы сама природа не пришла на помощь сицилианским мафиози и им сочувствующим.
Природа же проявилась весьма неожиданным образом: настал первый весенний месяц, март. Он принес с собой дожди и грозы, о чем местный поэт в своем исполненном редкостного вдохновения лирическом стихотворении высказался так: «Люблю грозу в начале марта». Стихотворение сразу же вошло во все школьные хрестоматии и стало любимым у сицилианской детворы. По утрам можно было слышать невинные детские голоса, сладко ворковавшие: «Люблю грозу в начале марта», с сильным сицилианским акцентом на «люблю».
Однако со временем стихотворение стало программным и ничего, кроме уныния и противных ассоциаций с начальной школой, уже не вызывало, поэтому его начали специально перевирать на все лады, пока – в силу стереотипности речевого поведения – не пришли к дежурной шутке: «Люблю грозу вначале. Марта».
К моменту завершения процесса освоения культурной (литературной) ценности на остров и приехала Марта. Она тоже принесла с собой дожди и грозы… во всяком случае, грозы… во всяком случае, одну грозу, как об этом пророчески и сообщалось в уже полюбившейся читателю народной поговорке «Люблю грозу вначале. Марта».
Марта пришла на Сицилию пешком по причине бездействующих путей сообщения – этого, вообще говоря, следовало бы ожидать автору настоящего художественного произведения, склонному к неумеренной гиперболизации. Но он сначала не ожидал – только потом стал ожидать, когда уже было поздно. Впрочем, дело не в авторе – дело в персонаже (как видите, я только что походя сформулировал один из основополагающих законов искусства: о законе этом нам впоследствии еще придется поговорить).
Придя на Сицилию, Марта сразу сказала:
– Добрый день. Я Марта.
После этого сицилианская мафия, не дав Марте возможности больше сказать ни слова, предложила ей отчет о проделанной работе по искуплению своих грехов перед всеми людьми доброй воли. Отчет был представлен в письменной форме. Ознакомившись с отчетом, Марта вынесла свой приговор. Он звучал сурово.
– Зря вы все это сделали. Грехов ваших все равно ничем не искупить. Не разрешаю никому из вас строить Правильную Окружность из спичек.
– Да кто вы такая, чтобы разрешать или не разрешать строить Правильную Окружность из спичек? – спросили сицилианские мафиози, и в вопросе их прозвучала обида на Марту, которой она, к сожалению, не услышала.
– Я Зеленая Госпожа, – в первый раз за все художественное произведение сказала о себе самой Марта: до этого так характеризовали ее лишь другие.
– Ну и пошла ты в задницу, Зеленая Госпожа, – сказали сицилианские мафиози и посадили Марту в коррумпированную тюрьму, где уже долгое время содержался в камере одиночного заключения ее друг – Мертвец-молодец. Догадавшись об этом, Марта тут же стала перестукиваться с ним через стенку, используя свои и его познания в азбуке Морзе.
ГЛАВА 13
Сукцессивное развитие кое-каких других событий
Те, кто все еще испытывает некий культурный шок от финала только что прочитанной 12ой главы, могут быть спокойны: они не одиноки. В подобном же состоянии пребывает и автор данного художественного произведения, который прекрасно отдает себе отчет в том, что оскорблений подобной силы в адрес главной героини – Марты! – еще не звучало на этих страницах. И прав будет читатель, который во всеуслышание заявит: «Ну, это уж вообще ни в какие ворота!..» – именно потому прав, что так оно и есть: это уж вообще ни в какие ворота. С другой стороны, понимает автор и то, что единство его взглядов с читателем, может быть, и отрадно авторскому сердцу, но вот самому читателю от этого ни жарко, ни холодно: он не столько озабочен настроениями автора, сколько судьбой героев. Между тем тут автор может кое-что сказать уже от себя: ему, автору, тоже вообще-то плевать на самочувствие читателей, потому как его, автора, тоже волнует исключительно судьба героев. Многие немедленно заметят: ничего себе, дескать, логический ход… совершенно, дескать, некорректный! Читатель-то не может облегчить судьбу героев, а автор – сколько угодно!..
Это, конечно, верно: сила на стороне автора, спорить нечего. Однако давайте зададим себе вопрос: а толку? Автор, разумеется, в любую минуту может послать к черту хоть и сицилианских мафиози – за ним не заржавеет, но как тогда быть с жизненной правдой? Кто станет нести за нее ответственность? Не читатель же! Читатель он ведь кто? Читатель он ведь истерик. Чуть что не по нему – он тут же бац! – и переженил всех положительных героев из сострадания к ним. А всех отрицательных казнил, опять же из сострадания к положительным, – и дело с концом. Причем, ему, читателю, по барабану, бывает так или не бывает. В то время как так – не бывает! Бывает, скорее всего, вообще наоборот: отрицательные герои пережениваются, а положительные отправляются умирать.
Говорится это, разумеется, не к тому, что автор данного художественного произведения прямо сейчас поведет, допустим, Марту на верную погибель… впрочем, надо признаться, это было бы совсем неплохо! Главная героиня умирает в корчах, читатель в предобморочном состоянии, а автор уходит в описание придорожных кустов, насвистывая «Listky do pam'atniku» Фибиха. Это ли не катарсис?
Однако же… нет. Вся беда в том, что существует жизненная правда! И против нее не попрешь, будь ты хоть Данте Алигьери. Она, жизненная правда, придет и скажет: припади и попей из реки по имени факт! И пусть внутренний голос твердит тебе с интонациями сестрицы Аленушки: «Не пей, братец, козленочком станешь!»… а припадаешь и пьешь: куда ж деваться?