Давид и Голиаф. Как аутсайдеры побеждают фаворитов
Шрифт:
Буа поступил в колледж при Университете Редлендс, маленьком частном университете в часе езды к востоку от Лос-Анджелеса.
Выбор учебного заведения – мудрое решение. Редлендс – маленький пруд. Буа там блистал. Он усердно учился и был очень хорошо организованным, потому что понимал: иного пути нет. Затем ему повезло. Получение степени в Редлендс предусматривало ряд основных курсов, где нужно было много читать. Однако в те годы подавать заявление в юридическую школу можно было, не имея диплома колледжа. Буа просто пропустил основные курсы. «Помню, как я радовался, когда выяснил, что в юридическую школу можно поступить, не отучившись в колледже, – вспоминает он. – Я просто не мог поверить своему счастью».
В юридической школе, понятное дело, читать требовалось еще больше. Но Буа нашел резюме основных прецедентов, пособия, содержащие выжимки из заключений Верховного суда на одну
Завершив образование, Буа не стал заниматься корпоративным правом. Это было бы глупо: юристам-корпоративщикам приходится перелопачивать горы документов, не упуская при этом из виду, что где-то там, на странице 367, есть малюсенькая, но очень важная сноска. Он стал судебным адвокатом, выбрав специализацию, при которой нужно много говорить и быстро соображать. Приходилось запоминать все, что требовалось сказать. Иногда в суде он запинался, если в процессе чтения попадалось слово, которое он не мог быстро обработать. Поэтому он останавливался и произносил его по буквам, как школьник на состязании по орфографии. Неловкие ситуации. Хотя выглядело это скорее как проявление эксцентричности, нежели как реальная проблема. В 1990-е годы он возглавлял команду обвинения в деле о нарушении Microsoft антимонопольного законодательства и в ходе судебного процесса постоянно произносил «логин» как «лотин», типичная ошибка для дислектика. И при этом ему не было равных при перекрестном допросе свидетелей, поскольку здесь не было никаких нюансов значений, завуалированных отговорок или специфического и многозначительного выбора слов, смысл которых от него ускользал. И никаких случайных комментариев или признаний за час, день или неделю до судебного процесса, которые он бы не смог услышать, зафиксировать и запомнить.
«Умей я быстрее читать, многие вещи давались бы мне гораздо проще, – заметил Буа. – Это бесспорно. С другой стороны, неумение читать и обучение через слушание и задавание вопросов означают необходимость все упрощать, чтобы дойти до самой сути. А это весьма ценное умение, ведь на судебном процессе ни у судей, ни у присяжных нет ни времени, ни возможности вникать во все тонкости обсуждаемого предмета. Моя сильная сторона – умение представить дело доходчиво». Его противники, книжные черви, обычно штудируют все доступные материалы по теме. Но раз за разом погрязают в избыточных подробностях. Не таков Буа.
Одно из самых известных его дел – «Холлингсворт против Шварценеггера» [22] – строилось вокруг калифорнийского закона, ограничивающего понятие брака союзом мужчины и женщины. Буа выступал против неконституционности закона и в ходе памятного перекрестного допроса на процессе в пух и прах разбил главного эксперта противной стороны, Дэвида Бланкенхорна, заставив того признать большую часть выдвигаемых командой Буа аргументов.
«При подготовке свидетелей мы постоянно советуем им не торопиться, – рассказывает Буа. – Даже если в этом нет нужды. Потому что обязательно будут моменты, когда придется замедлиться, и не стоит изменением темпа речи показывать тому, кто ведет допрос, что вы раздумываете над ответом. “Итак, когда вы родились?”» – Он говорил медленно и внятно. – «“В… 1941… году”. Не нужно вот этого “Одиннадцатогомарта1941 годавшестьтридцатьутра”, пусть даже вы не пытаетесь скрыть сей факт. Ваш ответ на простые вопросы должен звучать точно так же, как и ответ на сложные, тогда по манере речи нельзя будет установить, какие вопросы для вас простые, а какие вызывают затруднение».
22
Когда Бланкенхорн занял свидетельское место в январе 2010 года, дело называлось «Перри против Шварценеггера»; оно было переименовано в «Холлингсворт против Перри» на первых слушаниях в Верховном суде в 2013 году.
Стоило Бланкенхорну в самые ответственные моменты хоть чуть-чуть замешкаться с ответом, Буа тут же хватался за это. «Все дело в интонации, темпе и словах, которые он использовал. Кое-что могут подсказать паузы. Он медлил, когда пытался сформулировать фразу. Если к нему прислушаться, то можно было выделить моменты, где он чувствовал себя некомфортно, где использовал невразумительное слово. И сконцентрировавшись на этих моментах, я сумел заставить его признать ключевые положения нашей аргументации».
Буа обладает особым талантом, который объясняет его успехи на профессиональном поприще. Он классно умеет слушать. Но давайте вспомним, как он выработал это умение. Большинство из нас естественным образом тяготеют к сферам, где мы можем продемонстрировать свои сильные стороны. Ребенок, которому легко дается чтение, читает все больше и больше, улучшает навыки чтения и в конце концов выбирает сферу деятельности, где нужно много читать. Молодой человек по имени Тайгер Вудс, обладающий необычной для своего возраста координацией, обнаруживает, что гольф отвечает его устремлениям, и поэтому он тренируется с огромным удовольствием. А поскольку он много тренируется, то играет все лучше и лучше, и так далее, и так далее. Получается эффективный замкнутый круг. Это «накопительное обучение»: мы становимся лучше в том или ином деле, совершенствуя сильные стороны, имеющиеся у нас от рождения.
Однако желательные трудности имеют противоположную логику. В своих экспериментах Альтер и Оппенхаймер вынуждали студентов отличиться, усложняя им задачу, побуждая компенсировать то, чего их лишили. Так же поступал и Буа, когда учился слушать: он восполнял свой недостаток. У него не было иного выбора. Ему так тяжко давалось чтение, что приходилось адаптироваться, изголяться и разрабатывать стратегию, позволяющую не отставать от окружающих.
Основной вид обучения – это обучение накопительное. Оно простое и очевидное. Если у вас красивый голос и хороший слух, вам почти ничего больше не понадобится, чтобы петь в хоре. «Компенсационное обучение», наоборот, дается нелегко. Чтобы запоминать книги, которые читает мать, и впоследствии воспроизводить слова убедительно для окружающих, нужно побороть свои ограничения. Преодолеть неуверенность и унижение. Предельно концентрироваться, запоминая слова, и обладать безрассудным мужеством, притворяясь абсолютно нормальным человеком. Большинство людей с серьезным ограничением дееспособности не в состоянии освоить все перечисленные шаги. Но те, кому это удалось, устраиваются гораздо лучше, чем могло бы быть в противном случае, ведь то, что освоено из необходимости, несет в себе больше ценности, чем то, что усваивается легко.
Просто поразительно, как часто успешные дислектики рассказывают о компенсации в различных вариациях. «Учебу в школе вспоминаю с содроганием, – поделился со мной воспоминаниями человек по имени Брайан Грейзер. – Я нервничал, очень нервничал. У меня вечность уходила на домашнее задание. Я часами витал в облаках, потому что не мог толком прочитать слова. Мог просидеть на одном месте полтора часа и не сделать ровным счетом ничего. В седьмом, восьмом, девятом и десятом классах я учился на одни двойки, в редких случаях с тройками. А в следующий класс переходил только потому, что мама не разрешала оставлять меня на второй год».
Так как же Грейзеру удалось окончить школу? Перед каждым тестом или экзаменом он планировал и разрабатывал стратегию, даже в начальной школе. «Накануне я встречался с кем-нибудь из одноклассников, – рассказал он. – “Что ты собираешься делать? Как, по-твоему, будешь отвечать на эти вопросы?” Я пытался предугадать, о чем будут спрашивать, а при возможности заполучить вопросы или тестовые задания».
Перейдя в старшие классы, он усовершенствовал свою стратегию. «Я опротестовывал все свои оценки, – продолжил он. – Другими словами, каждый раз, получая тетрадь с отметкой, я подходил к учителю и уговаривал изменить ее. Обычно мне удавалось убедить их поменять двойку на тройку, а тройку на четверку. Практически всегда – в 90 % случаев – они соглашались. Я просто брал их измором. Со временем я достиг большого мастерства в этом деле. Стал увереннее. В колледже я готовился к занятиям, зная, что мне предстоит часовая дискуссия с профессором. Я научился использовать все возможные приемы, доказывая свою правоту. Это была отличная тренировка».