Дай лапу
Шрифт:
Он не узнал своего голоса.
В том, как выглядели и говорили эти незнакомые парни, кажется, ничего угрожающего не было, тем не менее внезапный страх прострелил ему позвоночный столб. Вспыхнула, разбегаясь по телу, унизительна липкая дрожь.
— Не бойтесь, — примирительно обратился к сторожу Севка, заметив испуг на его лице. — Мы не грабители.
— А кто же?
— Голос совести, — Иван предложил Изместьеву присесть рядом с ним. — Прошу. Покалякаем.
— Спасибо, — вежливо отказался Изместьев. — Если позволите, я постою.
— Дельце у нас к вам одно деликатное, — сказал Севка. —
— Простите, кого?
— Ну тех, кого здесь недавно укокошили.
— О, — покачал головой Изместьев. — Вы не по адресу, молодые люди. Я всего лишь случайный и не очень важный свидетель, и всё, что мог сказать по этому поводу, сообщил следователю.
— Мы в курсе.
Иван вытянул из накладного кармана металлическую цепочку и выразительно намотал ее на кулак.
Севка приблизился к Изместьеву и прихватил его за ремень.
— Обойдемся без суда и следствия, — сказал он.
— Не стоит упрямиться, уважаемый, — добавил Иван. — И хитрить с нами — не стоит. Мы бы вам не советовали.
— Секундочку, — отпрянул Изместьев. — Я вас не совсем понимаю. Что вы от меня хотите?
— Правды, — потребовал Иван. — Из-за вас Андрюху нашего повязали. Он у них ни за что сидит… Сами, лентяи, найти не могут, вот и припаяют первому встречному.
— У них статистика, — авторитетно заявил Севка. — Он, не он — им один хрен.
— Погодите, погодите, — разволновался Изместьев. — Если я правильно понял… Арестовали вашего товарища?
— Ну?
— А за что?
— За красивые глазки.
— Послушайте, как вас там, — сурово чеканил Севка, — Алексей Лукич. Вы лично нас не интересуете. Но так случилось, что на узкой дорожке нам не разойтись. Ломать ребра не хотелось бы. Но…
— Сломаем, — уверенно пообещал Иван. — Уважим.
Изместьев огладил бороду. Помолчал и спросил уже гораздо спокойнее:
— Стало быть, ваша цель, молодые люди, вовсе не в том, чтобы набить морду пожилому человеку ни за что ни про что?… Сломать ему парочку ребер… продемонстрировать молодецкую удаль… Правильно?… Ваша цель — найти настоящего убийцу? Ведь так?… С моей помощью… И потом сообщить куда следует?… Или?… Вы хотите сами сдать его?… А может быть, сразу и обменять на вашего товарища?
Иван с Севкой переглянулись.
— И поскорее.
— А кто убийца, молодые люди? Вы знаете?
Севка, хмуро взглянув на Изместьева, переступил с ноги на ногу.
— Вы.
— Ошибаетесь, молодые люди, — заставил себя улыбнуться Изместьев. — Я сам в этой истории лицо пострадавшее. Потерял, в результате, лучшего друга. Пса. Любимую собаку. И потеря эта для меня — невосполнимая. — Он тяжело вздохнул, опустил глаза и добавил: — Вы даже не можете себе представить, какая это для меня потеря.
— Это всё лирика, — махнул рукой Иван. — Знаете, кто убил?
— Конечно, — ответил Изместьев.
— А почему тогда следователю не сказали?
— Не счел нужным… Зачем?
— Как это зачем? — вспыхнул Севка. — Он же двоих ребят уложил. И Андрюху из-за него не отпускают.
— Всё не так просто, молодые люди, — снова вздохнул Изместьев. — Не знаю, как покороче вам объяснить… Правосудие наше ужасно. Прокуроры и судьи — люди несамостоятельные. Всю эту карательную систему я… ненавижу. Убереги нас Бог от сумы и тюрьмы… Понимаете? Убийца не виноват.
— Как, то есть, не виноват?
— Очень просто. Не виноват. Так бывает… Дело в том, молодые люди, что виновный одновременно еще и жертва. Понимаете?… Иными словами, он уже достаточно наказан.
— Ну, это вы так считаете, — заспорил Иван.
— Тем не менее… Уверяю вас, вы бы со мной согласились… Если бы видели его… Отдать его под меч правосудия… Назвать его, значило бы…
— Что? — прервал старика Севка.
— Постойте, — внезапно спохватился Изместьев. — Мне только что в голову пришло… Его же нельзя судить. По медицинским показаниям… Да, да, — вслух размышлял он. — Если мы с вами докажем… то… дело закроют… Виноватых нет.
— Найдем, — уверенно сказал Иван.
— И что?… А дальше?… Как вы это себе представляете? Конкретно — как? Допустим, вы его нашли. И потом? Скрутили и привезли на Петровку? Вот он, милостивые господа, судите, мы его нашли и обезвредили, а вы нам за это верните друга — так, что ли?
— Хотя бы.
— Смешно. И наивно… Неужели вы всерьез полагаете… Нет, я понимаю ваши затруднения… Хотел бы вам помочь… Но — подумайте. Вы даже не знаете, кто этот человек. Какого он возраста. Где находится. Отдаст ли себя в ваши руки? По силам ли это вам? Сознается или нет? И если сознается вам — не откажется ли там, у Кручинина?… Как вы его доставите — связанным, на мотоцикле? Как объясните свои действия?… Не кажется ли вам, молодые люди, что задуманная операция скорее вызовет недоверие к вам, чем к преступнику? Что скорее вы присоединитесь к вашему другу Андрею, чем вам его отдадут?
— Болтовня, — мрачно отмахнулся Иван.
— Ага, — согласился Севка. — Шаманит.
И стиснул Изместьеву кисть.
— Минутку. Одну минутку, — скорчился от боли Изместьев. — Я всё объясню.
Иван раскрутил цепочку и резанул ею со свистом воздух.
— Баки заколачивать мы все мастера. Ну?
— Пожалуйста, отпустите руку… Больно.
Севка ослабил хват.
— И чего упирался?
Изместьев вздохнул.
— Не торопите меня… Я принял решение… И для вас, и для меня это очень важно, поверьте… Спешка к добру не приведет.
— Ладно. Выкладывай.
Изместьев опустил голову. Огладил бороду.
Глаза его потускнели, плечи поникли.
— Перед вами живой труп, — сказал он тихо и веско. И не столько им, сколько самому себе.
Парни притихли.
— Пуст, — продолжал Изместьев странным заторможенным голосом. — Выжгло внутри… Ненависть — разрушительна… Мне казалось, радею… А получалось — терял зрение, душу. Слеп, медленно, постепенно — слеп… Что-то тугое и страшное разрослось во мне. Что-то неотвратимое, гибельное. Как саркома… Медленная смерть… Да-да, не удивляйтесь, перед вами — мертвец. Человек, пожравший самого себя… Ни света, ни добра. Ничего высокого, ничего святого… Пыль, и пепел, и дрянь — вот что во мне осталось… Прошу вас, запомните мои слова. Никому не говорил. Вам — первым. Зачем? Может быть, поймете. Когда-нибудь, позже… Так низко пасть редко кому удавалось… И все-таки, — снова горько вздохнул он, — хочется жить… Какая издевка… Ни на что не годен… Всё омертвело внутри, а жить — хочется. Ужасно хочется — жить.