Дай мне руку
Шрифт:
— Ага, вот почему «спящий дракон», — тихо сказала она. — Только он не спит, он прикидывается, это видно.
Министр фыркнул, с улыбкой посмотрел на Веру через плечо:
— Прикидывающийся дракон?
— Ага, — кивнула Вера, попыталась улыбнуться, — в засаде.
— С закрытыми глазами? — фыркнул он.
— А может, он охотится на охотника, — прищурилась Вера, — изображает сонного, а потом — раз! — и съел.
Министр тихо рассмеялся, кивнул на шкаф:
— Что вы выбрали?
— Четвёртый слева.
Он достал серо-чёрный костюм, бросил на Веру шутливо-недовольный взгляд:
— Все решат, что у меня праздник.
— А если вы пойдёте в чёрном, не решат? — фыркнула Вера, он кивнул, она скептически подняла бровь: — Вы глаза свои бессовестные в зеркало видели?
— В смысле? — возмущённо выдохнул министр.
— В них написано: «Я сегодня прогулял тренировку, ел сладкое, нарушал режим, вёл себя потрясающе невоспитанно и останавливаться не собираюсь!»
Министр рассмеялся, зажмурился, потом посмотрел на Веру одним глазом:
— Это так очевидно?
— О, да.
— Это полностью ваша вина, — погрозил пальцем он.
— Готова взять на себя ответственность, — изобразила серьёзную морду Вера.
— Возьмёте, — многообещающе кивнул министр, бросил костюм на кровать и стал расстёгивать пояс. Вера подняла брови и улыбнулась:
— Не стесняетесь?
— А что вы тут не видели? — невинно улыбнулся он. Она неопределённо пожала плечами, изучая медленным взглядом его фигуру, прищурилась как сытая кошка и мягким движением вытянулась на кровати во весь рост, закинув руки за голову и улыбаясь откровенно неприлично.
Министр вытащил из штанов пояс, посмотрел на Веру, прищурился с шутливым подозрением:
— Знаете, мне начинает казаться, что вы занижаете мне оценки исключительно ради того, чтобы я приходил на пересдачи.
Вера с наигранным шоком прижала ладонь к груди:
— Как вы догадались?
— В глаза свои бессовестные посмотрите в зеркале, и поймёте.
— Это полностью ваша вина, — вздохнула она, — возьмёте на себя ответственность?
— Ещё как, — медленно кивнул министр, расстёгивая брюки и глядя Вере в глаза. Она кусала губы и прикладывала море усилий, чтобы не отвести взгляд, но сдалась через пару секунд, когда он бросил брюки на кровать, оставшись в длинных белых штанах чуть поуже, но далеко не обтягивающих. Она не смогла сдержать гримасу разочарования, министр рассмеялся и издевательски развёл руками:
— Да, так выглядит цыньянское бельё, вы его уже видели. А карнское я не ношу, оно неудобное и смешное.
Вера напоказ вздохнула, он опять рассмеялся и стал надевать штаны от костюма. Вероника наблюдала, как перекатываются мышцы на его руках, как блестят волосы, как изгибаются шрамы от царапин на боку…
«С каким удовольствием я бы затащила вас к себе на кровать и облизала каждый чёртов шрам, медленно и вдумчиво… заставляя вас ненавидеть меня за каждую секунду отсрочки долгожданного финала. Хочу услышать, каким голосом вы это скажете, хочу увидеть ваши глаза в этот момент…
Интересно, он догадывается, о чём я думаю?»
Его бессовестные глаза говорили, что конечно, да.
«Так чего мы ждём?»
Его грудь закрыла очередная безрукавка и Вера неохотно напомнила себе, что вообще-то, у него планы, и не просто планы, а «Тяжёлый День». Чем больше на нём становилось одежды, тем меньше Вера улыбалась, думая о его семье.
«Почему встречи с семьёй для вас такая проблема?»
Спрашивать казалось неприлично, она вздохнула и промолчала. Министр надел поверх рубашки длиннополый жилет, сверху широкий пояс, который запахивался на боку и прижимался ещё одним узким поясом, завязанным мудрёным узлом. Что-то в нём показалось ей странным, она задумалась и вспомнила, что почти у всех мужчин, которых она видела на рынке, на кончике пояса была маленькая вышивка, а у министра не было.
Он выпрямился, разгладил костюм, улыбнулся Вере:
— И как вам?
— Хорошо, — медленно кивнула она, смеривая его одобрительным взглядом, — этот стиль вам идёт больше, чем карнский.
Министр улыбнулся и взял с комода верину расчёску, стал прочёсывать спутанные волосы.
— Если честно, много лет ношу карнский костюм, а привыкнуть до сих пор не могу.
Вера смотрела на него, удивляясь преображению — министр выглядел выше и стройнее, в пиджаке он казался массивным и крупным, а сейчас пояс подчеркнул неожиданно тонкую талию, жилет сделал плечи шире, а спину ровнее.
Он закончил расчёсываться, стал выбирать из гребня волосы, тихо сказал с долей смущения:
— Вам тоже цыньянский костюм идёт больше, чем… чем что угодно другое. Носите его чаще.
— Сами выбрали, сами похвалили, — хихикнула Вера, он тоже улыбнулся, отложил гребень, Вера ещё раз смерила его взглядом и решилась: — А почему у вас пояса не вышитые? Это что-то значит?
Он резко смутился, нервно пощупал кончик пояса.
— Почему вас это заинтересовало?
— Просто так, — пожала плечами Вера, — хочу больше знать о вашем мире. Я видела на рынке, что почти у всех вышитые, причём некоторые реально коряво, особенно у стариков, я даже думала, что они сами их вышивают, потому что у молодых обычно лучше.
— Не сами, — печально улыбнулся министр, теребя пояс, вздохнул и добавил: — А корявыми гордятся даже больше, потому что корявые обычно вышивают дети. — Вера молча ждала продолжения, министр бросил на неё несерьёзный взгляд, пожал плечами: — Вышивка — женское занятие, детям вышивают мамы-бабушки, взрослым — сёстры или жёны, старикам — внучки, это повод для гордости. — Вера продолжала молчать, он напряжённо улыбнулся: — Я же говорил вам, у меня нет семьи.
— А это только члены семьи могут делать?
Он замялся ещё сильнее:
— Не обязательно, но желательно.
— И? — развела руками Вера, — вы говорили, у вас чуть ли не десяток сестёр и мама ещё молодая.
Министр опустил голову, горько рассмеялся и потёр глаза, покачал головой, сел на край кровати и посмотрел на Веру странным взглядом, поровну недоумевающим и обожающим, она не понимала причины.
— Что?
— Вера, вы… то ли наивны, как ребёнок, то ли рассуждаете мерками своего мира, всё ещё. Отвыкайте, здесь всё по-другому. Я полукровка, незаконнорожденный ублюдок, все мои сёстры скорее руку себе отрубят, чем пошевелят хоть пальцем ради меня, я позор семьи, даже двух семей, они со мной при встрече не здороваются. Мать вычеркнула меня из своей жизни, как только вышла замуж, я пятно на её репутации, она не будет тратить своё время на вещь, которая покажет миру, что мы с ней общаемся. Они все предпочли бы, чтобы я просто исчез, и их меньше всего в мире волнует, в чём я хожу.