Дайте им умереть
Шрифт:
— А хотя бы и со мной! — Усмар, кажется, немного обиделся.
Позади послышалось глухое «бум!» — один из борцов все-таки подловил соперника и теперь помогал тому подняться с ковра.
Карен и Усмар сняли пиджаки, закатали рукава рубашек. Руки висак-баши мягко легли на волосатые предплечья партнера.
— Начали!
Хлоп! Карен не успел среагировать и пропустил довольно чувствительный шлепок по тыльной стороне ладони.
Однако дважды провести коллегу на мякине Усмару не удалось: гулям дернулся, но Карен вовремя подал свои предплечья вперед — именно вперед, а не назад, потому что «убегающего», как правило, догоняют! —
Теперь позиция поменялась — руки Карена оказались внизу, и он не упустил своей возможности: обманный рывок — и хлесткое «шлеп!» на возврате, одновременно с обеих рук!
— …Развлекаемся, значит, — раздался над ухом чей-то на удивление знакомый голос, и раскрасневшиеся Карен с Усмаром рефлекторно вытянулись по струнке.
Глядя в заметно постаревшее, изрезанное жесткими морщинами, но вполне узнаваемое лицо господина Ташварда, которого пятнадцать лет назад курсанты егерского училища звали не иначе как Гюрзец (потому-то Карен и не отреагировал в администрации на фамилию начальника), висак-баши на мгновение забыл, кто он и где находится, гаркнув во всю глотку:
— Здравия желаю, господин наставник! Курсант Рудаби… — И осекся.
— Вольно, курсант, — улыбнулся Гюрзец, получивший свою кличку то ли из-за марки любимого пистолета, то ли за молниеносные, жалящие удары или за то и другое сразу. — Впрочем, ты уже давно не курсант… висак-баши, я слышал?.. Да и я с недавнего времени — не господин наставник. В отставке я, парень, по состоянию здоровья.
Последним словам Карен не поверил.
— Господин гулям-эмир, [27] я тут знакомил новенького с объектом, а потом решил его немного попробовать… — скороговоркой выпалил Усмар и умолк.
27
Гулям-эмир — в данном случае: начальник охраны.
— Молодец, — одобрительно кивнул господин Ташвард. — Ну и как, попробовал?
— В полной мере, господин гулям-эмир! По-моему, наш человек!
— Ну, спасибо, — вновь усмехнулся Гюрзец в коротко подстриженные седеющие усы. — Как-никак, мой ученик… бывший ученик. — Эй, Фаик, ты куда руки топыришь?! — прикрикнул он безо всякого перехода на ближнего из снова закруживших по ковру борцов. — Махмудик, мальчик мой, возьми-ка Фаика за пальчик! Вот-вот, именно так, с должной лаской, — удовлетворенно хмыкнул гулям-эмир, когда незадачливый Фаик с воплем растянулся на ковре.
И на мгновение Карену показалось, что он действительно вернулся на пятнадцать лет назад.
Глава четырнадцатая
Руинтан-аракчи [28]
— Чтоб тебе, заразе, рога внутрь завернуло! — сонно пробормотал Руинтан, ворочаясь на скамейке.
28
Аракчи — пьяница. (Шулмусское слово, прижившееся в Кабирском Эмирате.)
Только после этого дифирамба он с трудом разлепил веки и рискнул проморгаться, оглядываясь по сторонам.
Привязанная к Руинтановой щиколотке коза упрямо продолжала тянуть ленивого пастыря к вожделенному клочку недовыщипанной травы, с возмущением мекая и брыкаясь.
Однако злосчастный рывок, разбудивший Руинтана, был вызван отнюдь не очередной попыткой животного добраться до остатков зелени, к чему бельмастый, а теперь еще и корноухий бородач давно привык, а микроавтобусом-«ишаком», который затормозил совсем рядом, чуть не наехав на рогатую любимицу бабушки Бобовай.
— «И-шак», — икнув, констатировал Руинтан, после чего окончательно проснулся.
Не так уж часто объявлялись в тупике Ош-Дастан фирменные микроавтобусы, сверкающие никелем и гордые золотистым тавром «Мектеб “Звездный час”» на лоснящемся крупе.
Из автобуса боком выбрался постоялец бабушки Бобовай — парня звали Кареном, а остальные факты его биографии мало интересовали Руинтана. Приветливо махнув рукой козе и таращившему глаза козопасу, Карен оправил новенький, с иголочки, костюмчик и стал подниматься по лестнице.
Повезло мужику! Был, говорят, егерем, пушечным мясцом, потом безработным, в мушерифы мылился-недомылился — а стал этим… сторожем… нет, гулямом! — и вдобавок у таких богатейших людей! А все после того, как он дамочку ихнюю прямо у подъезда прижал. Понравилось небось нещупаной! Любовь, она движет миром! Вон теперь на каком «ишаке» егерек прикатил! Машина, конечно, чужая, прокатная — но не один хрен, чей ишак под тобой бегает?..
И Руинтан в очередной раз малость позавидовал соседу, а больше — порадовался чужому фарту, ибо долго завидовать кому бы то ни было не умел. Зато радоваться умел и любил, тем более что дружбан Карен, получив работу, мигом выставил по этому поводу выпивку всем соседям, не забыв и его, Руинтана Меднотелого. А дармового угощеньица бедняга аракчи не забывал. Все знают — Руинтан добро помнит…
Он машинально потрогал уже почти заживший огрызок уха, подвигал взад-вперед нижней челюстью, став от этого похожим на людоеда из мультфильма, и горестно вздохнул. Эх, если б Карен его тогда на миг раньше болтом приложил! Помрачение нашло, право слово! Челюсть — пустяки, уже и не болит почти, а пить и без зубов можно; зато уха — нет как нет.
Жалко.
А двустволки прадедовской, с тягчайшего похмела не пропитой, — и того жальче.
Вслед за Кареном из «ишака» вылез еще один мужик в точно таком же, как и у егерька, костюме (форму у них в мектебе носят, что ли?), брезгливо покосился на бородача с козой и тоже начал с опаской считать ступеньки подошвами.
К чему бы это?
Руинтан уселся поудобнее, отмотал с ноги несколько витков веревки; дав козе возможность добраться до ее завтрака, и стал с интересом ждать продолжения.
День начинался вполне прилично.
Дальше был шум и голос бабушки Бобовай — старуха на удивление не ругалась ругательски, не швырялась «шакалами» и «отродьями трупоедов», — потом по лестнице вразнобой застучали-заухали-заскрипели шаги… вот они идут: сначала неуверенно выходит бобовайская внучка, а следом за ней Карен со вторым гулямом несут старухино кресло вместе с самой старухой.