Дайте мне обезьяну

Носов Сергей Анатольевич

— Зачем? — Тетюрин протянул листок Филимонову.

— Велено, — зевнув, ответил Филимонов.

Слово «велено» в его устах означало «велено Косолаповым».

Тетюрин так и не понял, зачем вырезать анаграммы, присланные читателями.

— А кто такой политолог Самсонов?

— Ну есть тут один, — сказал Колян, хрустя печеньем, — неясной ориентации.

— На Шутилина работает, — сказал Кукин.

— Нет, — возразил Колян, — Шутилина он тоже мочит.

— Чья-то маска, короче, — сказал Филимонов.

Тетюрин отметил:

— С чувством написано. — (Он пробежал глазами колонку — интервью — политолог Самсонов рекомендован как автор

пособия «За кого не надо голосовать».)

— В отношении суггестии, — произнес Кукин, — очень похоже по стилю на вас.

— «Опустив очи долу», — прочитал Тетюрин. — Знал я одного, любил «очи долу».

Тетюрин задумался. Это Костя Негожин любил, его сокурсник и даже, если вспомнить, соавтор одного выступления в некоем журнальчике. В их тогдашней двустоличной компании Негожин слыл за оригинала. Стиль у него был отменный, но он злоупотреблял архаизмами. Именно над «очами долу» негожинскими, помнил Тетюрин, иронизировали года четыре назад на семинаре в Нижнем Новгороде, куда занесло их всех (т. е. некоторых) по непостижимой логике какого-то невразумительного проекта, щедро оплаченного добрым дедушкой Соросом. Негожин и там отличился: потерял чемодан, ему скидывались на дорогу. С тех пор о Негожине ни слуху ни духу.

Но построение фразы — очень похоже. И пафос.

Было бы слишком невероятно, если бы Негожин здесь пахал на Шутилина. Или против Шутилина — здесь бы — пахал.

Тетюрин взялся читать другую колонку, и тут произошло событие: Жорж появился. (Нет, конечно: событие — раньше, а Жоржев приход был только откликом…)

— Кофий пьете? — входя решительно в штаб и торжественно, во весь голос: — Начало Каркара!

2

Все напряглись. Жорж не торопился рассказывать; он медленно подошел к столу, взял графин и прямо из горлышка стал пить воду. Вода была желтоватой, с неаппетитным ржавым осадком, — что уж там придавало ей желтизну — хлориды ли какие-нибудь, гидрокарбонаты ли или же биологически активные компоненты вроде йода и железа, Тетюрин, конечно, не знал, но все здесь эту воду считали целебной, да и вообще эти края славились минеральной водой; во всяком случае, в штабе всегда стоял графин с желтоватой жидкостью, и любой желающий мог эту целебную воду пить.

Понятно, что наслаждался Жорж не столько водой, сколько производимым эффектом.

— Ну и как же он начал? — не выдержал Филимонов. — Взорвал себе сауну? Проколол себе шины?

— Хуже! Собаку ухлопал! Свою!

Кукин крякнул. Риторически как бы. Мол, а я что говорил?!

Вот что случилось. Полчаса назад — только что! — на этого мудака Каркара было совершено якобы покушение! Он вышел на набережную вместе с собакой. Четыре пули из проезжающего автомобиля. Три попали в собаку. Собаку наповал. Каркар невредим. Интервью раздает.

— Свидетелей нет, конечно? — спросил Колян.

— Свидетеля убили.

— Так все-таки убили кого-то?

— Я же говорю, собаку!

Филимонов побагровел и ударил кулаком по столу:

— Сссука!.. у-у, сссука!

Филимонов любил собак, все это знали. В Москве у него на попечении жены остался бобтейл.

— Ты чего? — спросил Тетюрин, пораженный реакцией Филимонова еще больше, чем самим происшествием.

— Гречиха сука, собаку не пожалел!

— Гречихин, — пояснил Колян, — мордодел Каркара, концептуалист блока «Честь и достоинство».

Борис Валерьянович поинтересовался породой пса. Жорж точно не знал:

— Не то сенбернар, не то доберман…

— Сенбернар, наверное, — предположил Кукин. — Народ сенбернаров больше жалеет.

— Суки, какие суки! — качал головой Филимонов. — Сенбернара, скоты!..

Позвонили в подконтрольные Косолапову «Ведомости», там ждали корреспондента с места события; еще не приехал, но общая картина уже прояснилась: определенно, стреляли в Каркара, его защитила собака.

— Ах, собака его защитила!

— А что, — оживился Колян, — хорошо работают. Представьте только, фотография на первой полосе. «Он спас Каркара». Каркар и Гавгав.

— Не надо шутить, — сурово произнес Филимонов. — Я, конечно, циник и мизантроп, но всему есть пределы.

— Если иметь в виду осознанное управление возможностями, — рассуждал Борис Валерьянович Кукин, — было бы эффективнее собаку не убивать, а только ранить. Ее бы лечили, публиковали бы бюллетени о состоянии здоровья. За три дня до выборов она бы умерла.

— Перестаньте, — попросил Филимонов.

Рита заплакала.

3

Косолапов спускался по лестнице, когда в Синий Дом ворвалась Несоева.

— Я не хотела по телефону, вы понимаете, что во всем обвинят меня? Я основной конкурент Каркара!

— Вы вне конкуренции, Анастасия Степановна, — сказал Косолапов.

— Но обвинят меня. Что я его заказала!

— Насколько мне известно, уже обвинили «монолитов» и лично Шутилина. Шутилин считает себя оклеветанным. Обещал подать в суд.

— Но он не из нашего округа!

— А что касается вас, я думаю, как раз бы не помешал слушок, что вы его лично… пых, пых!

— Как? Как вы сказали?

— Слух! Только слух! Все сразу поймут, что этот нелепый слух пустили люди Каркара.

— Что вы, не надо, — испугалась Несоева.

— Отчего же не надо? Эту версию следовало бы поддержать. Я бы никогда так не назвал блок — «Справедливость и сила», но раз вы самоназвались без моего участия, пусть так и будет: справедливость и сила. Не только справедливость, но и сила.

— Вы с ума сошли!

— Справедливость и сила, — повторил Косолапов.

Чем ему не нравилось название? Да тем, что не выдерживало элементарной проверки на дразнилозащищенность. И дураку понятно, что, изобретая имя движению, необходимо исследовать, как это имя издевательски сократят враги и какую вообще гадость из него можно выудить. Неужели не видели, когда придумывали, что «Справедливость и силу» будут сокращенно называть СС, а членов блока и адептов движения — эсэсовцами? Так и получилось. Правда, для молодежи слово «эсэсовец» — пустой звук, поэтому противники «Справедливости и силы», апеллируя к молодым, не отягощенным исторической культурой мозгам, больше пользуются образованьями «сись», «сиси» и, главным образом, «сиська». «Сиська» уже вытесняет «эсэсовцев». На заборах, на стенах домов — пишут везде: «сиська», «сиська», «сиська»… «Сиська» — и все. Весь город в «сиськах». (Обстоятельство, которое, между прочим, поражает приезжих: если в иных местах на заборах пишут названия первичных половых признаков, то здесь определенно вторичного — «сиська»!) Потому что «сиська», именно «сиська», — это еще и намек на видную роль женщины в руководстве «Справедливости и силы». Недаром в качестве контрпропаганды люди Гречихина понарасклеивали издевательских листовок «Голосуйте за сиську!» Читай: только полный кретин отдаст свой голос за г-жу Несоеву.