Дайте нам крылья!
Шрифт:
Пери высоко подпрыгивает, собрав все силы, чтобы в несколько взмахов оказаться на площадке, и бросается в просторную, залитую солнцем хозяйскую ванную. Эту комнату ей тоже не полагается видеть. Пери ежится — тело ничего не желает забывать, сколько ни уговаривает она себя не думать обо всем, что делал с ней Питер. Теперь, когда у нее есть крылья, об этом и вспоминать бессмысленно. Да уж, о ее безопасности Питер вообще никогда не думал. Сто раз рисковал ее жизнью.
Да, Авис, может быть, для Хьюго и лучше, если ты бросишь его, отдашь на воспитание в чужие руки. Только он уже не будет твой. Да и твой ли он, если ты готова отказаться от него, если тебе такое вообще в голову пришло? Пери хотелось ворваться
Хьюго, я тебя никогда не брошу. Если мать от тебя откажется, я побегу в агентство «Ангелочки», уговорю их отправить меня в твою приемную семью и все равно буду за тобой ухаживать.
Бело-зеленая ванная на вид даже больше, чем помнится Пери, — одна душевая кабина размером с ее спаленку. Ванны нет, зато устроен бассейн с каменными скамьями под водой. Вокруг бассейна растет упругий мох, серо-зеленый, словно водоросли, очень мягкий, но стойкий: впитывает и воду, и пар, и все, что на него ни прольешь или просыплешь — и мыло, и лосьоны, и духи, и пудру для крыльев. Этот мох — самое яркое пятно в блеклой комнате, не считая флаконов с кремами, блестками и ароматными маслами для крыльев Авис, которые стоят вокруг большой квадратной раковины, сверкая всеми оттенками голубого, зеленого и розового. Пери понимает, что нарочно медлит, потому что струсила в последний момент, поэтому нагибается и читает этикетки. Средства для крыльев так и сияют — у каждого свое вычурное название.
Пери приседает на корточки. То, что ей нужно, где-то здесь. Точно. Она открывает шкафчик под раковиной и с облегчением обнаруживает, что оттуда на нее смотрят всевозможные лекарства — вакуумные упаковки айлеронака, синие квадратики оптериксина и огромные запасы фиолетового геля под названием бореин. Пери хмурится. Бореин жутко дорогой, а тут его на несколько лет хватит. Может, Авис нарочно его копит? Пери запасается на полгода, обшаривает другие полки и находит несколько баллончиков обезболивающего аэрозоля и флакон ну-скина.
Отдуваясь, она поднимается на ноги и запихивает драгоценные лекарства в сумку-пояс. Потом приспускает шорты и щупает ягодицу, забрав кожу в складку между пальцев. Вот оно, твердое зернышко, меньше рисового, глубоко в мышце. От ярости у Пери перехватывает горло.
В меня вживили жучок для слежения, а я об этом даже не знала. Ну и дура же я! И не подозревала ни о чем, пока Луиза не сказала. С ней хозяева сделали то же самое. Питер и особенно Авис не доверяли мне. Не надо тешить себя иллюзиями, я для них даже меньше чем собака. Меня заклеймили. Чипировали. Луиза говорила, по жучку меня можно не только выследить: если я улечу слишком далеко или просто у Питера и Авис будет такое настроение, меня сдернут с неба — будто застрелят. Бедная Луиза. Послушалась бы собственных предостережений… Наверное, бежать ты не собиралась — еще не собиралась, — а то бы поступила так, как сейчас сделаю я. Вот сволочи!
Вот и хорошо, что я так разозлилась, — зато не цепенею от страха. Как они посмели так со мной поступить? Как они только могут так поступать с Хьюго?! Сволочи!
Не успев ничего подумать, Пери резко крутится на месте, выставив одно крыло — и присыпки и кремы Авис летят на пол. Сияющие краски брызжут в разные стороны, растекаются лужицами, льются ручьями — «Гераниевая кошениль» сливается с «Маковой киноварью», сочится в «Фиалковый кобальт» и «Полуденную синь», зеленый мох весь сверкает от блесток и осколков. Представив себе, как взбесится Авис, Пери улыбается. Прибирать здесь не входит в мои обязанности.
Луиза давно уже сказала Пери, где, скорее всего, спрятан жучок, и когда Пери вернулась в тот день в свою комнату, то пощупала ягодицы — и точно, предательская штуковина оказалась запрятана именно там. Как, должно быть, хихикали Питер и Авис, когда вживляли мне жучок, а я ни о чем не заподозрила! Сволочи. Что им ни сделай, все мало будет.
Когда же они успели мне его вживить? Удобных случаев было несколько. Когда делали первую операцию для крыльев? Или даже раньше?
Снизу, из гостиной, слышится мягкий тяжелый стук, и Пери цепенеет. Кто-то пролез в дом? Неужели это погоня? Вдруг да? Боже мой, что со мной сделают, если застанут здесь? Обрубят мне крылья и утопят в море? Темные волосы Луизы колышутся в воде, будто водоросли. А вдруг это Питер? Нет, еще рано… Поди уследи за этими летателями. Вечно сваливаются на голову нежданно-негаданно, только перья — вжих!
Пери выскакивает на площадку. Снизу, с груды съехавших на пол подушек, на нее смотрит Плюш.
— Ну, Плюш, ну, балбес!
Пери бросается вниз, в гостиную, а оттуда — в просторный кабинет Питера с видом на океан. Чуть не забыла. Она расшвыривает инфокарты на огромном столе, рывком выдвигает ящики, вываливает все на пол. Алая вспышка — в дальнем углу нижнего ящика. Она вытаскивает свой подарок — залитую в стекло розу, — вертит в руках. Ах ты мерзавец. Спрятал подальше. Ну еще бы. Когда Пери показала Луизе эту розу, та сначала подняла ее на смех, а потом чуть не расплакалась от жалости.
— Ох, только этого еще не хватало! — простонала она. — Милая моя, неужели ты не понимаешь, какая это старая песня? Неужели до тебя еще не дошло, что он за человек, что он с тобой вытворяет?
Наконец Пери находит то, что искала — особый нож, которым Питер обрезает инфокарты для чертежей по размеру. С этим ножом нужно обращаться очень осторожно, он острее скальпеля. Руки у Пери дрожат. Она набирает побольше воздуху, потом снова приспускает шорты и, изогнувшись, брызгает обезболивающим аэрозолем на кожу. Дотянуться до нужного места трудно, рана получится больше, чем нужно. Кожа, жир, мышцы — нож разрезает все легко, словно гнилой шелк. Пери больно, она втягивает воздух сквозь сжатые зубы. Обезболивающий аэрозоль не очень сильный, но боль все равно ощущается как будто издалека.
В детской плачет Хьюго и Пери так и тянет броситься на тоненький писк.
По ноге бежит струйка горячей крови. Копаться в собственной плоти — все равно как доставать глубоко засевшую занозу. Ага, вот. Полли подцепляет кончиком лезвия крошечный силикатный прямоугольник и отшвыривает в сторону. Потом покрывает разрез антисептической искусственной кожей.
Пери бросает окровавленный нож на стол и не без злорадства отмечает, что кровь накапала на последний чертеж Питера — сейчас он проектирует изящную легкую башню — и стекает по ноге на чистый каменный пол. Да уж, Питеру не понравится, что у него на рабочем месте развели такую грязь. Пусть увидит это только завтра утром. К тому времени у него найдутся тревоги и поважнее.
Взгляд Пери падает на рисунки, плакаты и чертежи, развешанные по стенам кабинета — она видит их словно в первый раз. Голубой заснеженный утес слева — это церковь; как потрясена была Пери, когда впервые пришла в этот дом и узнала, что церковь — творение Питера! Когда Пери приехала с Окраин, то знала только этот ориентир и по нему и искала дорогу в Городе.
Первый день в Городе… У Пери был временный пропуск — спасибо, Ма Лена! — и твердая решимость остаться здесь навсегда, не дать вытеснить себя обратно в глушь. Пери потирает тугую кожу на левом бицепсе. Там, под кожей, сидит еще один микрочип, но его-то Пери нервно нащупывает по десять-двадцать раз на дню. Удостоверение жителя Города, постоянный пропуск. Где бы она ни оказалась, ее просканируют и удостоверение подтвердит, что она имеет законное право жить в Городе. Когда Пери вживили этот пропуск, она месяца два была на седьмом небе. Можно больше не бояться, что ее депортируют.