Дайте нам крылья!
Шрифт:
— Хочу вам объяснить, что у вас есть долг, — шипящим шепотом сказала она.
— Да. Хорошо, — сказал я.
— Не бросайте это дело. Ради Пери. Она не такая, как все.
— Это я уже понял, — сказал я.
— Нет, не поняли, — горячо возразила Мира. — С ней совсем другая история. Они… — Мира расплакалась. Минуты через две она вытерла глаза и высморкалась. — Вы же знаете про детей.
— Да, Пери говорила, что родила ребенка. В качестве суррогатной матери.
Мира кивнула.
— Да. Таких, как она, много.
— Летательницы не хотят
Мира передернула плечами.
— Кто-то да, кто-то нет. Кто-то может, кто-то нет.
— Ясно. А Елисеев им помогает?
Мира снова кивнула и отхлебнула чаю.
Я огляделся по сторонам. Лучшего места для подобных разговоров не сыскать во всем Городе — летатели нас не увидят, никто не подслушает в таком гвалте, а к человеческой драме, к слезам, визгу и хохоту здесь давно привыкли и не обращают внимания.
— А что Пери? Почему с ней совсем другая история?
— Она… она ничего не знала. Они ей не сказали! — Мира снова расплакалась.
Я потянулся через стол и взял ее за руку.
— Прошу вас…
Мира подняла глаза.
— Пери уже была беременна.
— Что?! — Я разжал пальцы, ее рука упала на стол.
— В день подсадки эмбриона. Ей сделали анализы. Она уже была беременна. На очень раннем сроке. Еще не знала.
— Господи боже мой! — вырвалось у меня. — От Питера?
— Да. И… и… ей уже дали наркоз, так что они оставили ее на столе и стали решать, что делать. И решили не делать ничего. Вывели ее из наркоза, но она, конечно, считала, что ей подсадили эмбрион.
— Кто решил? Елисеев? Елисеев с Питером?
Мира уставилась мне за спину. И медленно кивнула.
— Доктор Елисеев с кем-то посоветовался. Был очень взволнован. А потом поговорил с Питером, с мистером Чеширом. Я сидела в операционной, наблюдала за состоянием Пери. И доктор Елисеев сказал, что это хорошо и что они хотят сохранить эту беременность, что так даже лучше, лучше для него, лучше для фирмы, для ребенка, для мистера Чешира…
— И Питер согласился?
— Да.
Я откинулся на спинку стула.
— Ну и дела.
Мы помолчали.
Мира перевела дух, поискала взглядом официантку. Заказала еще чаю.
Я дошел до предела, до отключки. Усталость накрыла меня с головой, только и хотелось, что рухнуть лицом в стол. Дай мне волю, я прямо тут и засну — под доносящиеся из окон первых этажей вопли телевизоров, старающихся перекричать друг друга, под кудахтанье кур, под гомон толпы, собравшейся поглазеть на огнеглотателя в паре десятков метров от нас.
— Так, давайте еще раз, чтобы ничего не упустить. Пери дала согласие родить ребенка Питеру и Авис. Однако оказалось, что она уже беременна, и Елисеев уговорил Питера сохранить ребенка, которого она уже зачала, верно? Она родила своего ребенка — генетически, физически, во всех смыслах слова? И не знала этого?
Мира стиснула виски.
— Да! Нет! То есть да, она ничего не знала.
— А как же Авис? Знала ли она?
Мира скривилась, будто откусила лимон.
«Она всегда такая», — говорила мне Динни про Авис.
— Мира, нет ли у Авис каких-то… проблем? Ну, как бы так выразиться… Скажем, она слишком сильно любит бореин или что-то в этом роде?
Мира помотала головой.
— Откуда же мне знать… — Она задумалась. — Не исключено. Правда, бореин не вызывает привыкания.
— Все равно можно перебрать с дозой.
Мира раздраженно нахмурилась.
— К нему не привыкают, как к никотину. Превысить дозу, конечно, можно. Он примерно как алкоголь… то есть, конечно, действует он совсем не как алкоголь, просто, понимаете, можно принимать понемногу каждый день без особого вреда для здоровья. Но слишком увлекаться нельзя. Очень многие принимают бореин безо всяких осложнений. Но не все.
— Почему Питер с Елисеевым так поступили?
Мира запустила пальцы в волосы.
А я сразу вспомнил сообщение от рака-отшельника: «Что за фигня с д-ром Е.? У госагентств инфу и то взломать легче. Тут мощная защита».
Здание. Здание! Само здание, где работает Елисеев, по словам моего отшельника, нашпиговано защитным оборудованием «Церебрус».
— Мира, с кем Елисеев советовался? С кем-то из «Альбатроса»?
Мира кивнула.
— Значит, «Альбатрос» заинтересовался беременностью Пери?
— Они с самого начала интересовались самой Пери. Как только мистер Чешир взял ее в дом. Доктор Елисеев проводил полное обследование — как положено.
— А доктор Елисеев обычно консультируется с «Альбатросом»?
Лицо у Миры окаменело.
— В этом нет ничего плохого, — проговорила она. — Напротив. У доктора Елисеева такая обширная практика именно благодаря сотрудничеству с «Альбатросом». У него есть доступ ко всем их последним исследованиям, процедурам и медикаментам. Неужели вы не понимаете? «Альбатрос» — это лидер индустрии, ну, может быть, наравне с «Корвид-Микро-РНК» и еще несколькими компаниями, но… нет, «Альбатрос», конечно, впереди всех. Фирма следит практически за каждым летателем, за каждой серией медикаментов, за каждым превращением, собирают как можно больше информации о том, что происходит с нашими пациентами в долгосрочной перспективе. Конечно, летателей пока немного, так что это не очень трудно…
— А в случае Пери Елисеев прибег к самым современным исследованиям, — проговорил я. — Он успел модифицировать половые клетки Питера до того, как Пери забеременела?
— Естественно. Если бы он этого не сделал, то не был бы готов подсадить эмбрион. Это… это еще было связано с подробностями биографии Пери.
Личное дело Пери я читал. «Думай». Что заинтересовало бы «Альбатрос»? Я не все читал внимательно, сосредоточился на том, чтобы разыскать Пери, а теперь мне бросилось в глаза, как важны те подробности, которым я не придал тогда значения. Причина, по которой она, собственно, и оказалась в приемной семье. Отец у нее пропал без вести, а мать бросила ее на крыше. Ей было три года. Она обгорела на солнце и так цеплялась за ограду, что пальцы не могли разжать целый час.