Дайте шанс! Трилогия
Шрифт:
– Опять обыск? Только же месяц назад проверяли… – попятившись, запричитала она.
– Да не с обыском это. Ребята попросились переночевать. Успокойся. И поставь чайник. Почаевничаем.
Старик показал, где разуться и куда идти. Прихожая оказалась настолько маленькой, что с рюкзаками двоим не развернуться. Пришлось входить по очереди.
В прихожей, кроме вешалки, стояла стиральная машина. Тут же дверь в санузел, крошечный проход в такую же крошечную кухню и слева вход в небольшую гостиную. Старая стенка с телевизором в центре, диван с креслами, у окна длинный стол с двумя компьютерами, работающий кондиционер под потолком, слева закрытая дверь во вторую комнату, в углу камин со стопками книг вместо дров.
Я заглянул внутрь камина.
Старик
– А почему ваша жена подумала, что мы с обыском? У вас тут часто такое случается? – заинтересовалась Эмили.
– Иногда проходят повальные обыски, иногда по наводке. Напишет какая-нибудь сволочь донос и на тебе, обыск с допросом на полночи. Крепость, место особое. Одна тварь в человеческом обличии заведется и может сгубить всех. Диверсанты, мать их. Думаете, как иначе случилось в Омске и других местах? Точно также устроили червоточины на юге и тем отрезали от нас Кавказ. Теперь вот с помощью Тьмы режут Россию пополам. Сибири еще немного и считай нет. А как отрежут, так не станет Дальнего Востока, Аляски и Русской Америки. Китайцы, японцы, американцы с британцами быстро все приберут в свои руки.
Старик с тяжестью махнул рукой и указал на стоящий у стены раскладной столик. Роман с Сёмой переставили его в центр комнаты и распахнули створки, превратив с виду крошку во вполне нормальный по размеру стол.
– А рюкзаки ставьте к камину, – видя, что мы их положили кто куда, указал старик, – а то будут мешаться.
Понятное дело, что это не мое дело, но как по мне, жечь книги никуда не годится. За время жизни в интернате они стали для меня спасителями. Моими единственными собеседниками. Жаль только, что в библиотеке их было немного. Убрать любовные романы, всякие сказки и патриотические книжки социалистического прошлого и не больше пяти сотен наберется. Судя по полупустым полкам в стенке, книг осталось меньше половины.
– Здесь бывает так холодно, что вы топите камин книгами? – не сдержался я от вопроса.
– Топят тут хорошо. Даже жарко бывает. А камин я здесь специально поставил. Помогло, что последний этаж. Люблю ночами смотреть на огонь. С некоторых пор начал любить смотреть на горящие в огне книги. Низкокачественная печать быстро сгорает. То, что подороже – в кожаных переплетах, из хлопковой бумаги, толстенные, в тысячу листов и больше – подольше. Они мне напоминают этакие утратившие всякое значение бумажные монументы прошлого. Как будто надгробия на могилах давно ушедших авторов. Но сейчас уже все по-другому. Как только эти ваши гаджеты появились, стало по-другому. Сейчас написал книгу, выложил в сеть, и она там живет какое-то время. Этим теперешние книги мне напоминают людей. Приходят из ниоткуда и уходят в никуда. После себя они не оставляют надгробий. Долгая жизнь для них редкость. Их много, личностей на миллион – одна. Наверное, так лучше. Не стоит после себя оставлять ни памятников, ни прочего напоминающего о тебе мусора. Пусть потомки сами решат, что для них ценность. Мы с супругой решили еще год здесь пожить. Нужно хотя бы еще тыщонку собрать, а то на жилье не хватает. Потом поедем к дочке в Тверь доживать старость. Все равно придется оставить книжки и прочее. Не на горбу же везти.
«Любит смотреть на огонь» – сразу обратило на себя внимание. Равно как сразу пришло понимание, какую веру исповедует старик. Вряд ли он просто так любил смотреть на огонь.
Старушка принесла чайник, все стали садиться за стол. Лишь благодаря принесенным из кухни двум табуретам все уместились. Кроме чая, на стол поставили вазу с купленными хозяином пряниками. Девушки вспомнили о лежащих в рюкзаках, не съеденных в дороге бисквите и печеньях.
Старики представились биологами. Кто именно являлся объектом для исследования додумывать не приходилось.
– Твари особый вид. Они очень разумны. У них высокий интеллект, но он другой, нежели, чем у человека. Это как у дельфинов. Свой язык, свое восприятие, своя неизведанная форма жизни. Они не такие, поэтому мы не можем их понимать. Так же как скверна. Она тоже живая. Я бы их симбиоз назвал высокоразвитой цивилизацией, но без той высокой развитости, которую мы обычно вкладываем в это понятие. К счастью, им пока неведом технический прогресс, – попытался объяснить свое видение старик.
– Но я придерживаюсь совершенно иной точки зрения, – с вызовом произнесла хозяйка, чем вызвала у нас улыбки. По-видимому, она затронула тему их постоянных семейных споров, потому как старик тут же скривился. – Твари неспособны ни к чему другому, как убивать людей. Да, они другие, необычные хищники. А скверна – это скверна. Как для нас воздух. Ничего она не живая. Скверна служит для них средой обитания. Более того, находясь в ней десятилетиями и даже столетия, а эти исследования тоже проведены, твари не испытывают голода. Их состояние никоим образом не ухудшается.
– Так зачем же твари тогда жрут все подряд? – удивилась Ева.
– Убивают и поглощают биологическую пищу твари только с одной целью – размножение. Они гермафродиты. После употребления пищи у них запускается процесс воспроизводства. Твари делают кладки яиц. Что удивительно, другие твари их не трогают. Более того, у них нет соперничества. Разные виды живут единым целым!
– Ну я же так и говорю – высокоразвитая цивилизация! – воскликнул старик. – Они даже размножаются не абы как. Одни особи убивают добычу и несут другим. Чтобы те размножались, если считают, что их вида достаточно.
Наверняка хозяева начали бы спорить, но Эмили снова вмешалась:
– Нигде не слышала о детенышах тварей.
– А их и не бывает, – продолжила хозяйка, – кожаная оболочка, их мы называем яйцами, растет вместе с подрастающей тварью. Они выходят из нее уже взрослыми, полностью адаптированными к жизни.
Раз нам посчастливилось попасть к биологам, занимающимися тварями, мы естественно стали расспрашивать, как лучше убивать тварей.
– Мы тут вам не скажем ничего нового, – вызвался отвечать старик, – все мелкое и среднее убивается в голову или путем отсекания головы. Выше среднего и Биги попаданием снаряда в горло. Любые другие повреждения ускоренная регенерация восстанавливает очень быстро. У тварей даже отрастают утраченные конечности. Ну и понятное дело, что выпущенные пули и снаряды должны быть посеребренные. Серебро замедляет процесс регенерации. Естественно, что масса пули и их количество должно быть достаточным по сравнению с той областью, куда они попадают. Выстрелите в голову Бига хоть сколько патронов, это его не убьет.
– Ну, знаешь ли, если ему в голову выпустить ящик патронов, это тоже его убьет, – сделала вставку хозяйка.
– У них дула на автоматах быстрее поплавятся, чем они его убьют. Вспомни, что рассказывали, когда Биги в последний раз подходили к стенам. Его убить, только если ударить снарядом в горло. Даже когда в голову попадает, это его не убивает. Полголовы нет, а он все равно соображает, разворачивается и сбегает для восстановления.
Стало понятно, биологи нам вряд ли откроют секрет. Подобной информации в сети предостаточно. Почувствовав, что старики еще немного и снова начнут ссориться, Эмили принялась нахваливать хозяйские пряники. Тем сменила тему.
Из дальнейшего разговора стало известно, что жизнь в крепости только сначала кажется насыщенной. «Передовая» не зря так называется. Она глубже остальных вторгается в зону Тьмы. Почти ежедневно случаются ЧП. Но человек ко всему привыкает. С годами ежедневные опасности превращаются в рутину. В последние годы старики редко выбирались из квартиры. И как мне показалось, от этого изрядно надоели друг другу.
Конечно же мы рассказали о том, для чего приехали в «Передовую». В отличие от нас, если не брать срочников, присланных сюда по принуждению, большинство ехало не столько для получения второй способности, сколько для получения опыта убийства тварей, чтобы потом наняться на Иглы и зарабатывать. Патриотизм, служение Империи, самопожертвование в борьбе с тварями, чтобы от них защитить родину, давно превратились в пустые слова. На первое место стала личная выгода.