Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев
Шрифт:
Всеслав криво усмехнулся:
— Они ещё говорят — жена да убоится мужа своего.
— Не дождутся! — княгиня гордо вздёрнула подбородок.
— Вот так-то лучше, — засмеялся Всеслав. — А то я уж подумал: ну, если и жена моя христианские речи повторять взялась, так надо мне оружие складывать да креститься.
Княгиня засмеялась:
— Не приведи, Макоше.
На том разговор и закончился.
Да, Ольгушка, затеваю я новую войну! — горько бросил про себя князь. И не с иноплеменниками войну, со своими, русичами, мало того — кривичами
И вот они снова стоят в воротах святилища друг напротив друга, и зубчато-причудливая тень храма падает на них, укрывая от палящего летнего солнца макушку волхва, не прикрытую более ничем. А князь чуть щурится на солнце, глядит вприщур и ждёт — что скажет ему на сей раз старый учитель, волхв Славимир.
— Приехал всё же таки? — со странной усталостью обронил волхв. — Ну, идём, Всеславе Брячиславич.
— Владыко, я… — начинает было князь, но Славимир остановил его коротким движением руки.
— Ведаю, для чего явился, — всё так же тяжело сказал волхв. — Пошли, говорю.
Князь больше не осмелился ничего возразить. Он и сам ещё толком не понял, для чего приехал в святилище — то ли спросить у богов совета, то ли ещё для чего… А волхв — знает.
В храме было прохладно, знакомо тянуло запахами старой смолы, засохшей крови и мёда — приношения богам были разными.
Остановились у подножия кап — справа Перун, слева — Велес.
— Сомневаешься, княже? — в полной тишине шёпот Славимира звучал, как удар грома.
— Нет, владыко! — Всеслав не опустил взгляда — он не лукавит перед ликами богов и перед их служителем. — Нет сомнений в душе моей.
— Воля Велеса и Перуна с тобой, Всеславе Брячиславич.
— Ведаю, владыко Славимире, — и вновь не лукавил Всеслав.
— Так чего же тебе ещё? — в шёпоте волхва ясно прорезался гнев, хотя, казалось бы — какие там оттенки можно уловить в шёпоте…
— Смутна душа моя, владыко, а отчего — не ведаю… — признался князь, на сей раз низя взгляд — не от лукавства, от смущения.
— Волю богов яснее узнать жаждешь? — Славимир чуть приподнял бровь… будь по-твоему…
Волхв поворотился к Перунову капу.
— Сегодня достоит нам с тобой принести жертву, — сказал он, и Всеслав Брячиславич, князь полоцкий, послушно наклонил голову.
Бык был чёрен и огромен — холка мало не в полтора человеческих роста, ноги толщиной с доброе бревно, рога, а вернее, обрубки рогов — почти в локоть длиной. Густая грива стояла дыбом на горбу, налитые кровью глаза дико шарили по толпе, глядя искоса. Могучий подгрудок доставал до земли — воплощённая мощь.
В словенских землях бык — самый могучий зверь. Даже редкий благородный хищник — барс — альбо лесной владыка — медведь — не всегда и не вдруг справятся с таким вот лесным великаном. И издавна самая любезная жертва богам у русичей — бык. Перуну — рыжий, Велесу — чёрный.
А тут не просто бык — полудикий зубр.
Жертва, любезная вдвойне.
Когда-то он гулял на привольных травах кривских дебрей, был господином над целым стадом лесных коров, хозяином Леса. И только, Сильный Зверь был выше. Да ещё сам могучий Велес, Владыка Зверья.
Потом пришли ловцы. Люди нарушили тишину лесов, подняли мелкое зверьё, спугнули птиц. А ему, лесному владыке, опилили рога, продели в ноздри железное кольцо. Полный год держали на привязи, пока не смирился гордый нрав лесного витязя.
Бычья молодость закончилась.
Он ещё долго был после господином — теперь уже над иными коровами, над теми, что и не нюхали вольной воли, не бродили по лесным тропинкам. Эти звери жили под самой рукой человека, к которому бык тоже начинал привыкать.
Но сегодня…
То, что случилось теперь, ему не нравилось.
Ему вновь спутали рога, привязали к какому-то столбу. Снова лишили его воли. И со всех сторон — люди, люди, люди… Ненавистный человеческий запах так и бил в ноздри, сводя с ума, будоража густую тёмную кровь, и бык гневно храпел, рыл землю копытом и пытался выворотить столб с привязкой.
Вкопано было крепко, но Всеслав Брячиславич видел — ещё немного — и бык сумеет. Вырвет столб — и тогда… у князя пробежал по спине предательский холодок постыдного страха, недостойного Велесова избранника. Воображение на миг нарисовало ему жуткое зрелище того, как чёрная глыба бешено несётся по лугу, пыша яростью, топча людей и заливая луг кровью. То-то будет жертва! Всем жертвам жертва!
Но страх сгинул так же внезапно, как и пришёл — не дело ему, Всеславу Брячиславичу, полоцкому князю и избраннику самого Велеса, бояться какого-то быка. Пусть даже и необычного — огромного и сильного.
Князь быстро метнул по сторонам глазами, зацепился взглядом за Несмеяна и Витко. Ага, голубчики, вы рвались послужить князю, небось и в гридни метите…
Всеслав коротко кивнул обоим, и кмети, поняв князя без слов, рывком оказались около быка. Славимир открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не успел. Мелькнули ножи, обрезав привязку.
На поляне стало тихо, так тихо, что слышно было, как за перестрел от святилища звонко орёт на ветке ворона.
Бык рванулся, но кмети вцепились в его рога, пригибая голову к земле, огромное чёрное тело налилось силой, готовое вмиг отринуть обоих кметей. Всеслав встретился взглядом с налитыми кровью, огромными выпученными глазами быка, принял в себя ярость Велесова любимца, вцепился в них ответным взглядом, сделал шаг навстречь, чувствуя, как наливаются какой-то неведомой до сих пор силой руки и ноги, как мягко сминается под ногами земля, словно при поступи Святогора, каменистая почва святилища. Спину свело судорогой, глаза всё так же неотрывно глядели в глаза быка. А огромный чёрный зверь медленно двигался навстречь, волоча на своих рогах обоих Несмеяна и Витко — и шёл всё медленнее, словно идти ему было всё труднее и труднее, словно лилась из горящих синим пламенем глаз полоцкого князя некая сила.