"Дед": заслужить чудо
Шрифт:
– Старик помог?
– Нет. Он даже глазом не моргнул пока мы там, в грязи катались. Сидел, смотрел на меня и скалился.
Встав с кровати, Воропаев прошёлся по комнате.
– Извините, ноги затекли. Можно я буду ходить? Мне так легче.
– Делай, что хочешь.
Благодарно кивнув, солдат, продолжил свой рассказ.
– У мёртвых немцев, которые в гости ко мне без спросу пришли, я забрал несколько гранат, патроны и банку тушёнки. Правда поесть мне так и не дали. Только жестянку откупорил как дед мне и говорит: "Бросай всё, они снова здесь".
– А ты что?
– Хотел было его послать куда подальше,
– Снова был бой?
– Самый короткий и самый страшный в моей жизни. Меня снова ранили, но немцев я человек двадцать положил. Все автоматные патроны расстрелял до железки и гранаты израсходовал. Перевязал себя как смог.
Потрогав здоровой рукой забинтованную, Воропаев, снова погрузился в воспоминания:
– До утра мне дед рассказывал свои байки не давая заснуть. Потом я вроде как снова отключился, так этот изверг меня так тряхнул, что я чуть все зубу во рту не переломал.
– То есть старик подошёл к тебе и разбудил?
Наверное. Не знаю. Я когда глаза открыл он сидел рядом с Николаем.
– А закурить он тебе предлагал?
– Так я не курящий.
– Продолжай рассказ.
– Так это конец. Примерно пару часов я отстреливался из винтовки, а когда патроны кончились снова приполз в свой окоп. Дед усы пригладил пальцами и говорит: "Ты Сашка потерпи, совсем немного осталось". И исчез.
– Что значит исчез?
– А то и значит - моргнул, а его нет. Я немного поискал старика, а потом снова сознание потерял. Очнулся уже в госпитале.
Некоторое время в палате царила абсолютная тишина, а затем Забелин, протерев стёкла очков рукавом халата сказал:
– Ты уверен, что старик этот тебе не привиделся. Потому как корректировщик, наблюдавший за тобой, никого не видел.
Взъерошив волосы на голове, Воропаев ответил:
– Да ни в чём я не уверен. Рассказал всё, как было. Никаких чудес дед мне не показывал. Болтал всё время, именно этим меня и спас. Погибнуть глупо не дал, будил, предупреждал. Кто он такой? Ангел? Призрак? Галлюцинация?
– А он не похож ни на кого из твоих родственников? Бывает, что во время стрессовой ситуации мы подсознательно ...
Солдат резко дёрнул плечами, от чего халат с плеч, упал на пол.
– Да не знаю я своих родственников доктор, я детдомовский! Ради бога отпустите меня обратно в мою часть, не надо мне ничего, я буду молчать как рыба!
* * *
Впечатления от общения с Воропаевым были противоречивыми. С одной стороны, он не был похож на умалишённого, но с другой, приходил в сильнейшее возбуждение только от одного намёка на то, что всё происходящее было видением. Парень был с характером, и достаточно было вспомнить, как яростно он отрицал появление старика в окопе простым и легко объяснимым способом. В чём-то Щукин был всё же прав. В общем, было о чём подумать.
Вернувшись в кабинет, Забелин положил перед собой оба бланка и долго смотрел на них, не решаясь взять ручку и подписать какой-либо.
Воропаев герой и сомнений никаких быть не может. Конечно, в минуты опасности и стресса он мог создать себе воображаемого помощника, который бы поддержал его и помог выжить. Это странно, но подобные случаи медицине известны. Например, это мог быть его друг Николай, к которому солдат явно испытывал привязанность.
– Слушаю.
– Викентий Павлович раненых привезли. Мы не справляемся, спуститесь, пожалуйста, - прострекотала в трубку дежурная медсестра.
Следующие восемь часов слились для Забелина в сплошную кашу из криков раненных и умирающих бойцов, брызг крови, отданных распоряжений и пяти срочных операций, которые он проводил лично.
Когда солнце взошло, и робкие лучики наполнили окружающий мир новыми красками, начальник госпиталя вышел на улицу и присев на деревянную скамейку у входа, трясущимися руками попытался зажечь папиросу. Рядом с ним сидело двое: старуха, обнимавшая во сне мешок с вещами и старик, глядевший на небо. Удивляться тому, что даже в такое время здесь кто-то был, не приходилось. Родственники ехали к своим сыновьям, дочерям, внукам и просто знакомым стремясь узнать о здоровье, привезти немудрёный гостинчик, неистово надеясь просто успеть. То ли ещё будет завтра.
– Что мил человек, досталось вам сегодня?
– щёлкнув допотопной зажигалкой перед носом Забелина спросил старик.
Прикурив начальник госпиталя благодарно кивнул.
– Работа у нас такая.
– Да, не позавидуешь.
– Это ещё что. Вот бывает боец цел остался и выздоравливает, а невредимым его назвать нельзя. Что-то ломается внутри, иногда даже насовсем.
– А как же уважаемый по-другому то будет? Война дело тяжёлое, опасное. Каждый её по-своему воспринимает, но пропускает через себя до последней капельки.
Бабка на скамейки всхрапнула и что-то промямлила во сне, ещё крепче прижав к себе брезентовый мешок.
– То-то и оно дедушка, то-то и оно.
Пододвинувшись к Забелину, старый философ улыбнулся и, стараясь не разбудить старуху тихо сказал:
– Для нас русских нет ничего страшнее, чем остаться в одиночестве. Пока мы едины и нам есть, что защищать победить нас невозможно. Никому не удавалось.
– А если всё же остался один.
– Один это не тогда когда в одиночестве, - крякнул в усы старик. Один это когда защищать нечего, и людей вокруг нет.
– Людей?
– Да уважаемый, ЛЮДЕЙ. Ради которых и погибнуть не жалко. Слава богу, Россия ими богата.
Старик тоже начал дымить папироской, и клубы дыма окутывали их в утренней прохладе словно саван. Подумав, что выбрал неудачное сравнение, Забелин сплюнул через плечо и постучал по дереву.
– Вот вы долгую жизнь прожили, скажите, а чудеса бывают?
– Бывают, а как же милейший. Вот только не все их достойны, я так считаю. Такие есть, кто пройдёт мимо чуда и не заметит его. Им хоть кол на голове теши, не поймут ничего. А вот Сашка два раза рассвет встретил ворогу назло и это чудо. Духом не пал, его и подтолкнуть то всего маненько надо было.