Деда Мороза не бывает
Шрифт:
— Да это Сашка скаженная опять летать взялась, — даже не поднимая голов, ответят хором Петька и Пашка, сидящие с банкой у черной дырки в земле.
Некогда им голову поднимать. Они тарантула ловят в банку. Потом будут мухами его кормить и пугать девчонок.
А наверху в бледно-голубом сарафане, растопырив руки в стороны и плотно сжав ноги, как русалкин хвост, нарезает над селом круги Сашка, смотря веселым черным глазом на дачников, на братьев-близнецов, на колодец, на овраг, на трактор дяди Васи, на крыши, на крыльцо, с которого, прикрыв ладонью-козырьком глаза смотрит на нее бабушка."
— Что
Вопрос хотел задать Марк, но прозвучал он из уст школьного психолога. Психолог смотрел на него и постукивал пальцами по столу, как будто играл на пианино.
— Это что? — он повторил вопрос.
— Сочинение? — неуверенно спросил Марк.
— То есть, вы не читали это? — психолог выделил слово "это" голосом и еще поднял как бы в удивлении брови. Мол, как же вы, отец, не читали, что сын сдал в школе?
— Мы только что переехали…
— Ну да, ну да… Конечно. Новая работа. Много времени занимает, да? Проезд далеко, так? Не успеваете проследить?
Марк понял, что попался. Потому что и работа была рядом с домом, и школа — рядом, и заканчивалась работа, как всегда, в пятнадцать ровно. И с сыном общался… Что ж ты, Женька… Что же ты такое странное написал? Это же не по предмету…
— Надеюсь, мы поняли друг друга? — прервал молчание психолог.
— Да, я сегодня же разберусь.
— А в понедельник зайдите, поговорим, хорошо? — он уже радушно улыбался, отмечал в календаре дату и время. — Буду ждать. Очень интересно…
Дома Женька непонимающе смотрел на взвинченного, раскрасневшегося, но не теряющего выдержки отца:
— Пап, но ты же говорил, что фантазия — это полезно! Вот я и нафантазировал немного. Сашку — она вроде как моя старшая сестра…
— У тебя есть сестра. Ее зовут Викторией.
— Ну, пап… Она же намного старше. Ей со мной не интересно. Я — маленький. Вот я и придумал себе Сашку.
Да, сын был совсем маленький. Он, похоже, не понимал. Значит, надо объяснить.
— Понимаешь ли, сын… Фантазии бывают полезные, бывают бесполезные. И бывают вредные. Давай будем разбираться.
— Давай, — вздохнул Женька.
— Ну, зачем вы так?
Сашка, красная то ли с мороза, то ли от волнения, вбежала с улицы прямо в комнату, остановилась на пороге и теперь чуть не кричала родителям, сидящим за столом:
— Зачем вы так? Вот вы уедете, а мне тут еще учиться! Что я вам такого сделала?
Голос дрожал и срывался.
— Саш, в чем дело? — спокойно спросил отец, отрываясь от экрана, на котором шел какой-то старый фильм.
— В чем дело? В чем дело? — она чуть не плакала от злости. — А надо мной уже все село скоро будет смеяться! Братика, кричат, себе выдумала… Петька с Пашкой теперь совсем задразнят… Зачем вы?
— Да мы же просто разговаривали с соседями и друзьями. Со своими друзьями… Просто рассказывали им, как гордимся тобой. Что учитель тебя хвалил…,- вмешалась мама.
— Хвалил? Он — хвалил? А вы… Вы…,- она все-таки расплакалась от обиды и злости одновременно, вытирая глаза рукавом пальто.
— Ну, чего ты блажишь? — подошла сзади из кухни и чуть приобняла теплыми, пахнущими луком, руками бабушка. — Чего ты, Санька, шумишь тут на весь дом? Чего кричишь? На своих родителей кричать нельзя.
— Да? Им, значит, все можно… А мне — нельзя? Они — меня… А я… Да ну вас всех!
У Сашки перехватило горло. Слов не хватало. Она махнула рукой, вывернулась и под бабушкиной рукой, чуть даже толкнув ее, выскочила в темноту холодных сеней, хлопнув напоследок от души дверью. Только она не хлопнулась и не стукнулась. Двери в доме были хорошие, тяжелые. Эта плавно закрылась с тихим щелчком, и Сашка оказалась в полной непроглядной темноте.
Она не боялась темноты, потому что знала всё про тех, кто может попытаться напугать ее. Когда пугают — это не страшно. Бабушка давно объясняла Сашке, что пугаться надо не тех, кто пугает, а тех, кто может сделать что-то нехорошее. Ударить, например. А кто кричит да замахивается, кто просто с криком из-за угла выскакивает — они вовсе и не страшные. Так и те, что бегают в тени — они тоже могут только пугать. А сами-то они маленькие, как кошки.
Вот как раз кошки и не страшные. Они ласковые и теплые. И могут видеть в темноте. А Сашка — не кошка. И в темноте видеть не может. Поэтому она пошла вперед, держа перед собой правую руку. А левой она пыталась что-нибудь нащупать. Но по сторонам далеко ничего не было. Как будто в большом зале стоит, а не в сенях сельского дома.
Шаг вперед, осторожно трогая пол перед собой носком мягкого валенка. Второй.
— Ой! — ладонь неожиданно ткнулась в мокрое и горячее. Настолько неожиданно, что Сашка чуть не завизжала во все горло, но вспомнила, что те, кто пугает — не страшные на самом деле.
Женька понял, что заигрался со своими фантазиями. Не тогда понял, когда папка ругал его, сидя на кухне за приготовлением ужина. И не тогда, когда не спал ночью и все смотрел в темное окно. И не тогда, когда пытался утром еще раз поговорить с отцом.
Понятно стало, когда его сочинение стали вслух зачитывать перед классом. Не просто зачитывать, а медленно, по одному предложению, по одному абзацу. И потом одноклассники вставали по очереди и разбирали ошибки. А ошибок оказалось много. Не грамматических, а смысловых. В общем, вышло, что все сочинение — одна большая ошибка. Само то, что он сел его писать — ошибка. И попытка доказать всем, что фантазии — они полезные, что от них мышление развивается, изобретатели получаются и ученые… Вот это — тоже серьезная ошибка. Потому что не могут все ошибаться, а он один говорить и писать правильно.
И так — целых два урока, потому что Женька написал большое сочинение. Почти повесть, как сказал, смеясь, кто-то сзади. Еще все смеялись, когда учитель читал про баню. Все смеялись, а Женька краснел. И учитель показывал на него и говорил, что, наверное, такой цвет кожи имел в виду Женька, когда писал про Сашку в бане.
На выходе из школы он чуть не столкнулся с отцом, но успел спрятаться за колонну, и тот прошел мимо — сразу к психологу. Почему спрятался — теперь уже и не объяснить. Просто захотелось спрятаться, и чтобы никто больше…