Дедушка и внучка
Шрифт:
Сезиджер вновь разразился громким хохотом, который прервался всхлипыванием:
— Прелесть, прелесть! Как это на нее похоже, как похоже!
Помолчав несколько мгновений, он снова повернулся к фермеру:
— Вы дали мне пищу для размышлений на целый день, Бардвел. Я буду думать о ваших словах.
И вышел из комнаты.
Прямо за фермой Хоум начиналась пустошь, поросшая вереском. Туда и пошел Сезиджер. Он был одет в простое грубое платье, какое носят простолюдины. Платье плохо сидело на нем и скрывало все еще красивую фигуру. На голову он надвинул войлочную шляпу с широкими полями, за которыми отчасти пряталось лицо. Шел он медленно, как человек, отягощенный многими печалями и заботами.
Придя на пустошь, Роджер огляделся по сторонам. Вокруг не было ни одной живой души. Вереск уже начал покрываться светло-лиловыми цветами, кое-где виднелись еще свежие зеленые листья папоротника. Сезиджер бросился в траву, надвинул войлочную шляпу еще больше на глаза, сложил руки под затылком и принялся раздумывать.
В нем как будто жили два человека: один очень хороший, другой очень дурной. Маленькая Дороти никогда не видела его дурной половины, потому что от неприглядных сцен девочку старательно оберегала мать. Но сейчас две натуры боролись в нем, на него нахлынули воспоминания о минувших прекрасных днях. Перед ним проходила прошлая жизнь: времена детства, когда они вместе с сестрой играли в старом саду Сторма; старые пастбища, широкие луга; пони, на которых они катались; игра в крокет; похвалы и восторги школьных учителей. В детстве он очень хорошо учился и получал множество наград. Потом Роджер поступил в военный корпус, где и случилось непоправимое — он опозорил себя. Об этом ему вспоминать не хотелось. Тогда пришлось немедленно оставить службу. Об этом он тоже старался не думать. Отец встретил его бранью, оскорблениями, проклятиями. Сестра горько плакала. И вот его, еще совсем молоденького мальчика, отправили в колонии, чтобы прошло время и в обществе забыли о том, что он натворил.
Там Роджер сперва начал исправляться. Он поступил помощником к фермеру, и из дома его обнадежили: если он будет продолжать держаться хорошо, то получит сумму, необходимую для покупки собственной фермы. Юноша очень старался и усердно учился сельскохозяйственному труду.
Когда ему минуло двадцать два года, фермер послал сэру Роджеру Сезиджеру прекрасный отчет о своем помощнике. В письме говорилось, что молодой человек вполне сможет теперь вести собственное хозяйство. В ответ старик прислал большую сумму денег на покупку фермы в Канаде. Вместе с деньгами пришло также письмо от сэра Роджера. Отец писал, что если его сыну угодно, он может приехать в Англию, будет принят в Сторме и прощен. Старый Сезиджер прибавил еще, что Роджер сможет три месяца погостить в усадьбе перед возвращением в Канаду.
Молодой человек быстро решился… Он тотчас же телеграфировал отцу, что едет домой. К несчастью, на палубе парохода он встретил игроков, которые значительно облегчили его кошелек. Страсть к игре снова вспыхнула в нем. Когда пароход подошел к берегам Англии, у молодого Роджера осталась только половина суммы, присланной отцом на покупку фермы.
Путь в Сторм был теперь для него закрыт, молодому человеку даже думать об этом было неприятно. Роджер написал старику дерзкое письмо и уехал во Францию. В Париже он вскоре встретил красавицу, которая стала его женой. Она была дочерью фермера из Йоркшира, но молодому Сезиджеру не было никакого дела до ее родных. Она была хорошо воспитана и образованна. Роджер рассказал невесте часть своей истории, скрыв наиболее некрасивые детали. Они обвенчались, а потом поехали на йоркширскую ферму.
Мать молодой женщины умерла при ее рождении. Отец же, узнав о скоропостижной свадьбе дочери, ужасно рассердился. Фермер не желал иметь зятем бездельника, и его нисколько не утешало то, что муж дочери был знатного происхождения. Так же был разгневан и другой отец, когда в Сторм дошло известие о браке сына. Старый сэр Роджер написал новобрачному письмо, в котором объявлял, что никогда не пришлет ни одного пенни, что с этих пор Роджер должен сам содержать себя, что он сам избрал себе судьбу и что двери Сторма навсегда для него закрыты.
И все-таки женитьба Роджера Сезиджера на дочери северного фермера стала его единственным по-настоящему умным и правильным поступком. Его молодая жена обладала сильным характером и в то же время кротостью, имела на мужа большое влияние и часто удерживала от худших пороков. У нее был чудесный голос, и она давала уроки музыки и пения. После рождения маленькой Дороти они провели пять лет в Париже. Там Сезиджер опять начал пить и играть. Когда Дороти шел шестой год, семья переехала в Канаду. Там мать девочки по-прежнему зарабатывала деньги, а отец продолжал предаваться пагубной страсти. Иногда он выигрывал громадные суммы, но чаще проигрывался в пух и прах.
И вот теперь его преданная подруга умерла, а дочка жила в Сторме. Роджер обратился за помощью к отцу своей жены, и Бардвел, в общем, простил его, согласившись жить неподалеку от Дороти, чтобы посмотреть, как сложится ее дальнейшая судьба.
— Я расточитель, мот, блудный сын, — вслух шептал Сезиджер. — Я всегда вел дурную, недостойную жизнь, во мне нет ничего хорошего, но мне тяжело без моей Дороти. Боже, помоги мне. Я до безумия люблю ее.
Он поднялся с земли, вернулся в дом, написал письмо и отнес его под плоский камень на опушке соснового леса.
Глава XIV
Каша и кролик
Стоял чудесный день. Шла вторая неделя июля. Однако мисс Доротея Сезиджер не находила себе места, и маленькая Дороти решительно не могла понять, что такое происходит с теткой. Девочка умела удивительно хорошо подмечать выражение лиц людей. Старая дева все придумывала повод уйти из дому, чтобы побывать подле плоского камня. Он был очень далеко, и, если бы она начала постоянно бродить по стормским лесам, все бы это заметили.
Мисс Сезиджер совершенно не привыкла к волнениям. До сих пор она вела ровную, однообразную и правильную жизнь, а потому заботы, необходимость хранить тайну от отца и желание повидать брата — все вместе доводило ее до изнеможения.
До сих пор у нее не было никаких стоящих внимания секретов. Теперь же она скрывала нечто очень важное: брат, которого, как все предполагали, она оплакивала, оказался жив и находился неподалеку. Кроме того, между ними установилась тайная переписка. Сердце бедняжки нестерпимо ныло, а ум пребывал в рассеянности, поэтому тетушку Доротею ни в каком случае нельзя было бы назвать хорошей учительницей Дороти.
Между тем старый сэр Роджер заболел. Он простудился, и ему пришлось лечь в постель. Владелец Сторма редко позволял себе такую роскошь, и все домашние были в тревоге. Он наотрез отказался звать доктора и допускал к себе только Карбури, которому дал строгие указания:
— У меня нет ничего серьезного. Я только желаю, чтобы мне на обед приготовили горшок каши. Завтра я уже встану и буду таким же, как обыкновенно. Скажите об этом всем в доме, пусть не хлопочут и не беспокоятся обо мне.
— Скажу, сэр, конечно, непременно скажу, — поклонился верный слуга.
— Вы можете идти, Карбури. Оставьте меня одного. Если кто-нибудь спросит обо мне, скажите, что я сплю.
— Я думаю, сэр, что маленькая мисс немного утомила вас. Вы ведь не привыкли так долго сидеть в беседке.