Дедушкины рассказы
Шрифт:
Шагаю, опустив голову, и уныло думаю:
– Только мне ещё этого не хватало на исходе-то войны.
Без малого три года отвоевал, был несколько раз ранен, из окружений выползал и в плен не собирался сдаваться. А тут свой лейтенант меня и убьёт. Неужели лейтенант всё-таки выстрелит мне в спину? Такой приказ по Красной Армии есть, и он действует. Доказательство моего мародёрства налицо. Ведь я действительно мародёр! Украл мёд у своих же советских людей. Не их вина, что их нет дома. Всё равно мародёр!
Иду, нога за ногу заплетается, а всё думаю и думаю. Неужели сейчас оборвётся моя жизнь, неужели я уже не увижу свою родину, своих детей и своих сестёр. От этих быстрых грустных дум аж слёзы на глаза наворачиваются.
Понуро шагаю
Второй раз я за мёдом уже не пошёл. Так и не угостил бойцов взвода латышским медком.
8. В лесах Латвии
…Этот бой я помню очень хорошо. Он произошел в июле 1944 года в лесу. Наш полк, преобразованный в гвардейский, находился в Латвии. Мы все, от рядового солдата до полковника – командира полка, очень гордились этим присвоенным нашей части званием гвардии. Все нацепили отличительные знаки, старались выглядеть стройнее, почище одевались и следили за своей внешностью. Ходили щеголевато, мы же гвардия!
Однажды полк получил приказ занять лес, раскинувшийся перед нашим передним краем. Для выполнения приказа были подготовлены два стрелковых батальона. Им придали дополнительно пулеметные расчёты и батареи 82-миллиметровых минометов. Большинство наших бойцов было вооружено автоматами, только я никак не хотел расставаться со своей винтовкой и с ней пошёл в это наступление. Каждый боец вещмешок и все карманы набивал патронами. Прошло то время, когда наибольшее место в вещмешке отводили продовольствию. Уже все поняли, что сухарём немца не побьёшь, а патронов он и сам тебе не даст.
После соответствующей артподготовки мы с приданными нам средствами усиления атаковали лес. Наши атакующие цепи немцы впустили в него без всякого сопротивления. Мы это расценили как трусость немцев перед Советской Гвардией. Шли по лесу, поливали его свинцовым дождем, дружно и многоголосо кричали:
– Драпай, фриц! Красная гвардия идёт!
Нашему стремительному наступательному порыву способствовало и действие на голову наркомовских ста граммов. Мы шли и стреляли, а немцы не показывались. Мы всё глубже и глубже уходили в лес. Стыки наших рот и взводов прикрывали ручные и станковые пулеметы, но они огня впустую без видимой цели не открывали. У бойцов кончились патроны, а немецких спин мы ещё не видели. Я прекратил стрелять только тогда, когда в моих подсумках осталось две обоймы, третья была в винтовке. Надо же подстраховать себя на всякий пожарный случай!
В глубине незнакомого нам леса патроны у бойцов кончились. Автоматная трескотня стала очень жиденькой. Немцы, оказывается, только и выжидали этого момента. Они появились из-за деревьев навстречу нам. Строчили в нас из автоматов и громко кричали:
– Русс, уря-я! Русс, уря-я! Русс, уря-я!
Нам ничего не оставалось, как быть убитыми или попасть в плен, или же во всю прыть бежать назад к своим окопам. Я выбрал последнее и побежал что было моей мочи. Отбежал назад и увидел группу наших бойцов, копавшихся в станковом пулемете. Я им сказал, чтобы они отходили, что у наших бойцов кончились патроны, а немцы прут без удержу. Старший сержант, видимо, командир расчёта, сказал мне, что у них нет приказа на отход, они не могут отойти. Я с сожалением посмотрел на бойцов расчёта и забежал в поленницы дров, стоящих рядом. Забежал в поленницы и подумал:
– Да, приказ есть приказ. Без его выполнения нельзя победить врага! А как же быть, когда командир не может знать конкретную ситуацию на данный момент? Командиру расчёта надо было бы дать инструкцию и на этот случай.
Ищу, как мне выбраться из поленниц. Винтовка висела на плече, в ней пять патронов. На выходе из поленниц на другом конце увидел группу немцев, и я снова нырнул в поленницы. Только хотел в другом месте проскочить между двумя соснами, как немецкая пуля сбила ноготь с большого пальца левой руки. Понятно, немцы следят за мной и ждут моего выхода из дров. Попал в ловушку, но как-то надо выбираться из неё. Взял винтовку наизготовку, палец на курок и побежал в другую сторону. Напряжённо смотрю вперёд, как бы сдуру не попасть прямо к немцам. В одиночку с винтовкой на близком расстоянии мало что можно сделать. Опять перед поленницами стоит группа немцев, они хохочут и руками показывают в мою сторону. Всё это видение лишь мелькнуло в глазах, и я, не целясь, прямо с рук выстрелил в немцев и бросился снова в обратную сторону. Немцы вдогонку мне почему-то не стреляли. Они, по-видимому, были обескуражены такой наглостью одинокого русского солдата, да и вооруженного только обыкновенной винтовкой! Убедился, что погони нет, перебинтовал руку и стал осторожно выбираться из этого злополучного леса, немецкого логова. Уже перед нашими позициями, откуда мы начали это не удавшееся наступление, на мосту через речку догнал грузина. Он также был легко ранен с перебинтованной головой. Вдвоём мы вышли в расположение полка и доложили своему командованию о случившемся с наступавшими батальонами.
Я не знаю, сколько бойцов от двух батальонов осталось в живых, факт тот, что командир полка послал в лес последний батальон, усилив его бойцами подсобных подразделений из связистов, поваров, интендантов, хозвзвода и штабистов. И это не непродуманное, наспех организованное второе наступление на лес окончилось неудачно. Полк был обескровлен и разбит. Остатки его отвели в тыл на переформирование. Впоследствии выяснилось, что в тот день, когда батальоны полка один за другим погибали в глубине леса, командир его пил наркомовский спирт. В нетрезвом состоянии он не смог проанализировать причины неудачи первых двух батальонов и пренебрег советами работников штаба. Он мог бы временно приостановить атаки батальонов и тщательнее продумать последующие мероприятия по выполнению приказа.
По причине пьянства полковник был обвинён в гибели батальонов и отдан в военный трибунал, по приговору которого он был расстрелян. Так что сто наркомовских граммов спирта не всегда содействовали только победам, но и изредка служили причиной трагедии…
9. Связной на минном поле
…Наш стрелковый полк, при штабе которого я был связным, отдохнул, пополнился и готовился к новым наступательным боям. Это было в Латвии. Для внезапного удара по врагу по лесам и болотистым местам стлались гати для прохождения танков, артиллерии и другой боевой техники. Гать – узкая просека, поперёк которой укладываются бревна срубленных деревьев. Немцы не знали о строительстве нами таких дорог. Их с воздуха не скоро различишь. Да и немецкие самолёты теперь редко-редко появлялись. Наше превосходство в воздухе наступило ещё летом 1943 года. Немецкие летчики в воздухе уже не нахальничали, как под Москвой в 1941 году. Их крылышки уже были пообрезаны.
Шёл август 1944 года. Полк стоял в обороне и ждал своей задачи. Его штаб со всеми батальонами имел устойчивую телефонную связь. Приказы же о переходе в наступление по телефонам не передаются. Однажды во второй в половине дня меня вызвали в штаб и приказали срочно доставить на передовую в батальон секретный пакет. В напарники мне дали молодого необстрелянного бойца. Меня же назначили старшим. Перед выполнением задания нас предупредили, что основная и наиболее короткая дорога проходит по низине, но постоянно методически обстреливается немецкой дальнобойной артиллерией. Выслушав все положенные инструкции, мы отправились выполнять задание.