Дегустатор
Шрифт:
— Мое глубокое уважение, господин винописатель, — сообщил мне Костя скрипучим голосом. Потом с хрустом размял длинные худые пальцы. — У меня это заняло бы пару дней. И, возможно, обошлось бы в некую сумму. У тебя — двадцать минут. Ксюша, смотри, наш друг и гений — человек, полный неожиданностей. За это его и ценим, очень ценим. Ты сама ничего? Валерьянки и путевки в са-на-торий не потребуешь?
— Ну, Константин Александрович, я знаю, в какой стране живу, — ответила она.
— Пра-авильно, — сказал он довольным голосом, — с трясущимися руками винный журнал не делают.
И, уже мне:
— Так, чего я от тебя хотел — готовься к поездке. Три дня даю. Книга ждет. Что-то ты не рад? Глаза боятся, а руки — что? Делают. Вот так.
Я отправился на рынок — ближе всего к Трифоновской размещается Рижский, который я не очень люблю, — и на полдороге вспомнил, что надо позвонить и поблагодарить.
— Лучшее спасибо, Серега, это то, которое булькает, — сказал мне голос. — Но мы сейчас отъедем, так что как-нибудь потом. Нас заждалась королева Нидерландов. Правда, не шучу. И это даже не секрет. Ты вот что — может, мы и не стали бы так быстро с этими друзьями разбираться, но нам как раз вчера сигнал был. Какой-то крыс попытался порыться в твоих досье. И ты же понимаешь, что он получил — фиг.
— Когда? — мрачно спросил я.
— А вот только что, чуть не вчера. Причем, как только понял, куда полез, сгинул без следов. Те ребята не успели даже сесть ему на хвост.
— Типа кого?
— А типа… ну, не налоговые парни, не ФСБ, а какие-то совсем посторонние ханурики. Может, менты или бывшие менты. Охранная структура или нечто вроде. Как только понял, куда лезет, разговор оборвал, номер его — что-то вроде ворованного мобильного. Извини, но дальше — не успели. Мы, конечно, посмотрим, кто на тебя налоговиков навел, но это кто угодно мог. По крайней мере мы к твоему звонку немножко по-другому отнеслись поэтому. Так что ты насчет бомжей и правда посматривай. И еще, Серег.
— Что?
— Звони в любое время и сколько хочешь. Это мы шутили насчет одной штуки звонка. Понял?
Рынок успокаивает, но тот же самый бомж на той же скамейке — не очень. Что ж, пора, если так.
Сначала я сделал вот что: свернул во двор, туда, где он сидел, как и в прошлый раз, в той же неубедительной позе; прошел мимо него на расстоянии примерно полуметра, спереди. Аккуратно положил свои рыночные пакетики сзади скамейки, мысленно сказав себе, что в какой-то худшей ситуации они могут и пострадать.
И сел рядом с бомжом. Совсем рядом. Посмотрел на него (он поворачивал ко мне голову как-то очень неохотно). И показал сначала на свои осенние ботинки на очень толстой подошве, потом на его колено:
— Если вот этим врезать по вот этому, ты никогда не сможешь нормально ходить, уловил?
— Ну, в чем дело? — попытался возмутиться он не очень натуральным и как бы пьяным голосом.
— Сидеть, — сказал я. — Лучше не шевелиться. Слушать. Вы с кем поиграть решили? Вы кого за идиота принимаете? Значит, так. К бомжу никто не подходит, и меньше всего кому-то хочется его обнюхивать. Даже за два метра. Но что мы имеем здесь? Крем после бритья «Нивеа». Как-то странно для бомжа, да? Еще вот эта драная куртка. Пахнет чистенько, ее недавно стирали. Еще — сладенькая дрянь, с розовым оттенком, типа пластилина, очень характерная. Хоть раз побываешь за кулисами театра — запомнишь. Нос, да? И борода? Нет, ты будешь молчать и слушать, пока не спрошу! — вдруг заорал я.
И, дергая головой, начал шипеть:
— Коленную чашечку сворачиваем на хрен уроду, ломаем щиколотку вот здесь, ходить не будешь никогда, дело — две секунды, никто не поможет — понял? Понял, я сказал? А теперь отвечать…
— Мужик, ты псих? — плаксиво спросил бомж. — Псих, да? По статье пойдешь, понял?
И вдруг, запнувшись, сорвался со скамейки и из положения полусидя рванул наискосок по двору с удивительной скоростью. Совершенно не соответствовавшей его театральному облику, седым патлам из-под лыжной шапочки и всему прочему.
Так, подумал я, собирая свои рыночные пластиковые мешочки (на самом деле волноваться всерьез я и не пытался). А что я хотел? Связать его и устроить ему допрос с пытками?
Но по крайней мере один результат от этого разговора был, и весьма очевидный.
Милиция и прочие силовые структуры тоже подсылают людей для слежки за подозреваемыми. Но такие люди, если им начинают физически грозить, ведут себя совсем по-иному. Они не боятся. Форма защищает их, даже если ее в данный момент нет. В крайнем случае они успевают достать удостоверение и объяснить, что надо поосторожнее. И обычно такой прием действует на всех. А убегать…
Это не милиция и вообще не госструктуры. Это кто-то еще.
Я бросил взгляд на свои окна. Интересно, пришло мне в голову, что подумала Алина, если она увидела эту сцену из окна: Сергей Рокотов идет к подъезду, потом рывком заходит во дворик, обходит скамейку с бомжом по кругу, садится с ним рядом, читает монолог, тот в ужасе срывается с места и несется в сторону Сущевского Вала.
В подъезд я входил, все еще посмеиваясь.
По крайней мере мясо не пострадало.
Самое сложное в таких случаях — это рассчитать все до секунды.
Тарелки, ножи и вилки уже были на столе, как и бокалы, вино и все прочее. И, пока Алина скучным голосом объясняла что-то в маленький черный телефон, я готовился к старту.
Остановиться после старта было бы никак не возможно.
Сначала — картошка, азербайджанская, восковой желтизны, тщательно отобранная, нарезанная кружочками толщиной примерно миллиметров в семь. Ее, собственно, можно было начинать готовить — вот он и дан, этот старт. Сначала довести до золотистого цвета в кипящем оливковом масле, посолить, потом проделать с ней одну очень важную и секретную процедуру, далее — ближе к финалу всей процедуры — масло сливается, и наступает апофеоз. Для которого наготове стоит пакетик французских сливок.
Соседняя сковородка — для белых грибов. Двух. Но громадных. И плотных, идеальных, со снежной сердцевинкой, ни одного червяка, нарезанных особым способом. На сковородке уже греется для них сливочное масло.
Третья сковорода, тоже со сливочным маслом, ждет своего часа — точнее, своей секунды. Это для мяса, оно беспощадно отбито молотком и готово к огню.
Бросив взгляд на всю картину, я успел выбежать в комнату и сообщить Алине:
— Едим через пять-шесть минут. Бросай всё.
Она кивнула, не глядя на меня и не отрываясь от телефона.