Дегустатор
Шрифт:
И второе его письмо. Это уже поэзия:
Жаба-жаба, где твой хвост? Где твоя щетина? Где твой вертикальный рост, глупая скотина? Жаба смотрит как утюг, не соображая… Тюк её ботинком… Тюк… Мерзость-то какая…Тоже хорошо. Спасибо, Гриша.
У меня же чертова туча работы в эти остающиеся до проклятых праздников дни. Работа — это деньги, которые в целом-то очень нужны. Да и вообще, декабрь — это убийство. А он далеко не закончен.
Но сначала — полежать, с журналом La Mode в руках. Я устал. Мне нужны силы, и побольше. Любовь, как известно, это всего лишь торжество воображения над интеллектом, гласит ключевая цитата его нынешнего, декабрьского номера (изящным курсивом, в рамочке). А дальше — статья о норковых сумках и наушниках из лисы. И в целом о зимней одежде: о нашествии меховых воротников, меховых накидок на плечи, вообще меха. Да, вот еще меховые шапочки-пирожки, тоже, понятно, для женщин.
А потом будет весна. Это наша национальная черта — уже в декабре мы начинаем мечтать о весне, превращая зиму в упражнение на стойкость. Весна придет, она будет прекрасна.
Модель от Армани на будущую весну — обнаженная грудь, чуть прикрытая черной полупрозрачной тканью. У Гальяно — тоже голая грудь. Феррагамо — полупрозрачная синяя блуза без плеч и штаны из марли с синими воланами, как ножка у поганки. Весна будет. А пока что в моде зимние сапоги с мехом снаружи, типа муфточек, перекрещенные ремешками. Да-да, я уже понял, сейчас вообще все, что можно, подбивают мехом. А в конце номера — стильные аксессуары для собак и новый дизайн новогодних елок.
А лучшее, самое сильное, то, за что теперь уже и я читаю этот журнал, — это Филипп Атьенза, автор обуви ручной работы, дает советы, сколько нужно обуви человеку; а для вечерней, напоминает он, обязательны шелковые носки. Но талантливые журнальные девушки заставляют мастера уйти от надоевшей обувной темы, и начинается удивительный разговор о походке, об осенних листьях под ногами, о прогулках по траве босиком…
Как же она хороша, с ее журналом, где всегда фейерверк блестящих мыслей удивительных людей нашего века.
Так, я отдохнул. Обратно на кухню, за дело.
Срочно сдать громадный материал — обзор винных бутиков Москвы.
«Столица переживает настоящий бутиковый бум. Чуть не половина мест, которые автор обошел, открылись менее года назад…»
«Но вино вдобавок есть товар, требующий профессиональных продавцов и покупателей. И еще кое-чего: поддержания нужных температуры, влажности и освещенности. Во всех без исключения бутиках это есть, в супермаркетах чаще всего нет».
«Главное — не бутылки, а люди. И это чувствуется не только на дегустациях или выставках, но и когда ходишь по винным бутикам. Ни в одном из них автор не встретил неграмотного продавца. Более того, это вообще не продавцы, а консультанты. Все они — знающие, симпатичные, зачастую интереснейшие люди. И если в бутиках складывается атмосфера клубов, то именно благодаря работающим там специалистам».
Так, здесь все. Отсылаем. Половина февральского номера, таким образом, готова. А, не совсем, еще остается второй материал по Германии — из той самой поездки. Это тот, где я припомнил Монти Уотерсу его нервное поведение. А именно:
«Дорогой Монти, действительно ли можно процитировать ваше высказывание во время спора со мной в некоем ресторане насчет того, что все германские красные вина — это ослиная моча?»
«Дорогой Сергей, вы можете процитировать меня следующим образом: если германские винопроизводители хотят сломать стереотип, в котором они оказались как в ловушке, а именно — всеобщую убежденность, что они способны производить только белые, и часто только сладкие белые вина; если они хотят начать делать серьезные красные вина — то им придется перенести свое внимание с внутреннего рынка, который предпочитает легкие, почти розовые по стилю вина, предназначенные для немедленного после розлива употребления, на иной рынок и иной стиль — красные с большой концентрацией танинов, зрелой фруктово-стью и способностью к долгой выдержке в дубе».
Он, помнится, ответил мне с пугающей скоростью — буквально через полчаса после отправки моего письма, и ответ его занял полторы страницы. Скопировал сам себя, из какой-то британской колонки, и послал. И попробуй не процитируй теперь так, как есть.
Ну, остаются мелочи. Вот это, в частности, — «Пряная Аргентина».
«Презентацию почти полной коллекции вин аргентинского дома Trident московская компания Magister Bibendi провела в резиденции посла Аргентины… В каком-то смысле можно утверждать, что новые гости Москвы — из тех, что создают стандарты „аргентинского стиля“. В резиденции посла стало очевидно, что вершинами этого стиля можно считать то, что сделала Trident с классическим для Аргентины сортом винограда мальбек и не столь классическим сира. Впрочем, и по другим сортам, то есть каберне и мерло, можно было ощутить общий стиль хозяйства, когда все молодые красные вина оказываются не просто пряно-перечными, а буквально острыми — так ощущаются здесь танины. Это необычно и довольно эффектно. Эффектен мальбек, похожий на „красного брата“ шардоне; сира, с тонами подсушенных фруктов и дыма; и каберне необычайного характера, где пряность напоминает чуть ли не о грейпфруте.
Картина смягчается, когда дело доходит до элитных линий по имени Reserve и Golden Reserve. Дуэт мальбека и сира оказывается очень гармоничным, с оттенками эфирных масел и отличным тоном дуба, с намеком на сладость. Trident Malbec Golden Reserve просто хорош, сложен, строг, с элегантным послевкусием смягченных пряностей с мятой».
Ну, вот и все. И все. Теперь — в редакцию, отвезти пару иллюстраций, кое-что вычитать и… И неужели я спихнул с себя этот громадный груз и могу просто пройтись по улице, никуда особенно не спеша? Но сначала — в путь.
У них тут праздник, в бывшем детском садике, подумал я — еловые ветки, пара покачивающихся игрушек отблескивают искрами, девушки из автомобильного журнала в вызывающе коротких платьях. Но еще только среда?
— Константин Александрович у нас что-то исчез, хоть ты дай последние указания, — встретила меня Ксения, с громадными черными ресницами, большая и вкусная. — Кстати, ты знаешь, что он сделал меня заместителем? Это тебя не огорчает?
Не знаю, кем я числюсь в собственном журнале — возможно, уборщиком или вообще никем. Были бы деньги, а они есть. Нет, дорогая Ксения, я не против того, что ты теперь заместитель. И ты, возможно, о причине моей снисходительности не догадываешься.
— Это что — нежные женские руки больше не подадут мне здесь кофе? — спросил я. — Ну хорошо, Манипенни, по крайней мере я помню, что кофе был прекрасен. Кстати, на тамбовском диалекте — такой есть — кофе «она». А что касается Кости, то он исчезал и раньше. Но он вернется, и уже в следующем месяце…
Тут Ксения стала страшно загадочной и, подавая мне кофе (как настаивает Костя — с печеньем), выговорила:
— В следующем-то месяце я еще буду, но потом вам придется со мной на некоторое время распрощаться… Не падай в обморок, Джеймс. Это не так страшно. Через год вернусь.
Через год? Что это значит? А, ну конечно же… Не надо было выдавать девушку замуж прошлым летом. И все же — жизнь без Ксении? Ну почему именно сейчас?
— Мы будем мысленно с тобой, дорогая… А насчет кофе — если бы наш разговор послушала одна моя знакомая феминистка по имени Маша…