Декорации театра мод
Шрифт:
Я смутно помню, как оказался внизу у нашего грузовика. В кабине мы были вдвоем с Фуадом. Его ребята снова забрались в кузов. Заметив, что я волнуюсь, он молча протянул мне флягу с коньяком. Сделав два больших глотка, я стал постепенно приходить себя. Фуад внимательно посмотрел на меня и, поняв, что со мной все в порядке, тронулся с места. Лалы с нами уже не было. Она, очевидно, осталась наверху.
Минут через десять мы подъехали к порту. Фуад остановил машину недалеко от стоянки. Мы представляли собой достаточно живописное зрелище. Четверо мужчин в пыльной одежде, с воспаленными
Мы без особых проблем нашли общий язык с полицейскими, охраняющими вход в порт, и уже через несколько минут были на борту парома, который через полчаса должен был отплыть. Знакомство и объяснение с капитаном заняло еще несколько минут. И вот наконец мы стояли у нужной каюты. На наш стук никто не отозвался. Сопровождающий нас офицер позвал горничную, которая принесла ключи от каюты.
Но внутри никого не оказалось. В списке пассажиров она числилась за каким-то Лалаевым, который был нам незнаком. Никаких вещей в каюте не было. Фуад, внимательно посмотрев по сторонам, начал обыскивать каюту. Но все тщетно. В ней ничего не было, в том числе и наркотического крема, который мы так искали. Его парни молча встали у дверей каюты, отваживая непрошенных гостей видом своих карабинов и характерным выражением лиц.
До отхода парома оставалось пять минут. По лицу Фуада было заметно, что он неприятно удивлен. По существу, все наши действия теряли всякий смысл, так как основное — крем — мы так и не нашли.
Внезапно я почувствовал себя нехорошо. Видно, стресс, пережитый мной, все-таки дал о себе знать. Тошнота подкатила к горлу. Я, прижав ко рту носовой платок, торопливо прошел в ванную. Меня буквально выворачивало наизнанку. Когда спазмы в желудке стали постепенно ослабевать, я, глубоко вздохнув, сел на краешек ванны. Вдруг мне опять стало нехорошо, голова закружилась. Видимо, потеряв устойчивость, я задел рукой слегка выступающую плитку кафеля. Вывалившись из стены, она упала на пол и с шумом разлетелась на мелкие кусочки. На ее месте в стене зияла пустота.
Превозмогая боль в желудке, я запустил руку в образовавшуюся нишу. Внизу я нащупал небольшой сверток, обернутый в полиэтилен. Это, очевидно, и было то, что мы искали. Я попытался крикнуть о находке Фуаду, но силы меня покинули, и я рухнул на пол.
ЭПИЛОГ
Пришел я в себя уже вечером в офисе Фуада. Я лежал на его любимом диване, рядом со мной стоял столик с двумя бутылками кефира и чистый стакан. В углу за письменным столом сидел Фуад и что-то сосредоточенно писал.
Услышав, что я прихожу в себя, он повернулся в мою сторону. Подойдя поближе, он налил полный стакан кефира и протянул мне. Я с жадностью, не отрываясь, выпил кефир. Меня ужасно мучила жажда.
— Что со мной произошло? — каким-то глухим голосом спросил я Фуада.
— Отравление. Во время пожара в лаборатории мы все чем-то надышались, но дело в том, что нельзя после этого пить коньяк, ответил он.
— Ну, а Лала, она ведь раньше меня выпила коньяк?
— Вот поэтому ей стало плохо еще в квартире Сафарова. Сейчас она в безопасности, в больнице. Я уже звонил, ее должны привезти сюда. Ее отец жив, ему сделали операцию. Все прошло удачно.
— Его не посадят? — задал я мучивший меня вопрос.
— Скорее всего, нет. Его открытие серьезно заинтересовало правительство. Так что нет худа без добра.
Я встал с дивана и, пошатываясь, подошел к столу. Фуад, отложив в сторону свою писанину, принес из другой комнаты лимон, сахар и только что заваренный чай. И, налив крепкий чай, подвел итог всей этой истории. Конечно, многие детали были безвозвратно утрачены после гибели Сафарова и Назы, но в целом картина вырисовывалась следующая.
Сейчас было трудно сказать, понимала Наза или нет суть открытия своего мужа, но то, что она первой догадалась о возможностях этой работы, было бесспорно. Очевидно, она и натолкнула своего шурина на аферу с театром, хотя он и не знал, что она будет пытаться вывезти крем.
Оставались невыясненными два момента: роль Лалы во всем этом и — что больше всего меня волновало — почему Наза не захотела сделать попытку прорваться, сбив меня. Что касается покушения на отца Лалы и гибели Сафарова, здесь все было более или менее ясно.
Сафаров, очевидно, почуяв неладное, попытался что-то выяснить у своего брата. Будучи человеком неуравновешенным и, более того, регулярно принимающим наркотики, что было установлено экспертизой, он, вероятно, вспылил, не получив никаких объяснений. И желая пригрозить брату, вытащил пистолет. Но не учел его характера. В завязавшейся драке пистолет неожиданно выстрелил, а может, и не неожиданно.
Но Сафарова бесспорно убила сама Наза, причем очень хладнокровно. Он явно не ожидал ее прихода. И, наверное, подумал, что она решила посвятить его в свои планы. Но явно недооценил ее, за что и поплатился. Эта смерть была не совсем понятна. И единственное объяснение, которое приходило на ум, что Наза все-таки любила своего мужа. И ею руководила месть. Иначе было трудно объяснить ее приход. Более того, не приди она к Сафарову, вряд ли мы смогли бы помешать ей вывезти крем-наркотик за границу.
Что касается игры с караваном, то это явно было рассчитано на нашу полицию. Так что все более или менее выстраивалось в единую логическую цепь.
Было уже достаточно поздно. Мы умудрились, неторопливо беседуя, выпить более трех чайников крепчайшего чая. Но надо было возвращаться домой. Я не поддался на уговоры Фуада остаться у него в офисе на ночь. И попрощавшись с ним, пошел к дверям.
Выйдя из его офиса, я стал спускаться вниз по лестнице. Вдруг я заметил на ступеньках сидящего человека, прислонившегося к стене. Подойдя поближе, я узнал Лалу. Она тихо сидела на краю ступеньки и что-то жевала.
— Как с отцом? — спросил я, садясь рядом.
— Спасибо, уже лучше, — ответила она, протягивая мне смятую конфету.
Неожиданно наверху послышались чьи-то осторожные шаги. И через секунду рядом с нами, подвинув нас с Лалой вплотную к стене, сидел Фуад. В руке у него была горсть карамелек. Мы поочередно брали эти карамельки и молча грызли неподатливые конфеты, думая каждый о своем. И, честно говоря, я никогда не ел более вкусных конфет.