Дела семейные
Шрифт:
Смущенный Нариман решил вмешаться:
— Нам не следует задерживать вас, мистер Рангараджан, вас ждут другие больные. Благодарю вас за помощь.
— Не беспокойтесь…
— Спасибо, всего хорошего, — подвела черту Куми.
Рангараджан явно оскорбился, но взял себя в руки и удалился, пожелав профессору скорейшего выздоровления.
Кресло Наримана вывезли в коридор и поставили к ближайшей скамье у окна.
— Трудно поверить в такое невезение, — начал Джал — этой ночью…
— Прорвало
Она рассказала, как они с Джалом проснулись от грохота и как на них сверху начали падать куски штукатурки, — это и спасло их, потому что они успели выскочить, прежде чем начал рушиться потолок.
— Там были обломки величиной с футбольный мяч, не меньше. Клянусь тебе, папа, тебя Бог бережет. Если бы ты спал в своей постели, тебя просто могло бы убить таким обломком. Я уж подумала, что, может быть, Бог допустил и перелом твой, и переезд в «Приятную виллу», чтобы уберечь тебя от худшего.
— На счастье, воды было не очень много, — вмещался Джал, встревоженный тем, что Богу отводится роль помощника в их коварном спектакле, — видимо, цистерна была не полной.
— Мы перешли в мамину комнату, — заторопилась Куми, — она не пострадала. Единственное безопасное место в квартире.
— Странно, — заметил Нариман, — она же рядом с твоей.
— Кто его знает, — сказал Джал, — возможно, у нас крыша с наклоном и вода в ту сторону не потекла. Или потолок в маминой комнате оказался прочнее.
— Пути Господни неисповедимы, — провозгласила Куми.
Нариман сказал, что не видит смысла тратить время на теологические дискуссии — надо ехать домой и приводить квартиру в порядок. Лично его не волнуют испорченные потолки.
Мысль была дружно объявлена абсурдной: никто не знает, что там произошло, а вдруг что-то еще обвалится. Джал и Куми — здоровые люди и могут убежать при первых признаках обвала, а папа что будет делать?
— Я готов рискнуть, — сказал Нариман.
В конце концов Роксана убедила отца вернуться к ним — еще на несколько дней, пока не разберутся с состоянием квартиры. Куми пообещала прислать папину пенсию, чтобы помочь с расходами.
— Я не хочу доставлять вам с Йезадом новые хлопоты, — противился Нариман.
— Какие глупости, папа, это же не твоя вина, — возразила Роксана.
— Воля Бога не может быть ничьей виной, — сказала Куми.
Джал покатил кресло в выходу, а Нариман отметил про себя, что у Куми появляется дурная привычка обременять Бога слишком уж большой ответственностью…
«Что не хорошо ни для Бога, ни для нас».
* * *
Йезад не проявил никаких эмоций, услышав вечером про обвалившийся потолок. Было у него подозрение, что Джал и Куми не заберут чифа домой в тот день.
Роксана запротестовала — не виноваты же они, что прорвало
— Куми сказала: воля Бога.
— Конечно, и Бог действует ей на руку, так? Значит, не зря она все бегает в храм огня и дает Богу взятки сандаловыми курениями. Может, и я мог бы повлиять, если бы почаще в храм ходил…
— Как было бы хорошо, — с чувством сказала Роксана, — и детей бы водил, подношения бы делали…
— Да пошутил я, — оборвал ее Йезад.
У Роксаны вытянулось лицо.
Они помогли Нариману встать, помогли ему установить костыли, и с помощью Йезада он сделал первые шаги. Медленно одолев расстояние фута в четыре от дивана до кресла, Нариман опустился в кресло и перевел дух.
Дети захлопали в ладоши.
— Маленький шажок для дедушкиной ноги — большой скачок для дедушки! — откомментировал Мурад.
— Совершенно верно, — выдохнул Нариман.
— Ну и как, чиф?
— Нормально.
— Больно? — спросила Роксана, заметив страдальческое выражение на лице отца.
— Чуть-чуть. Но иначе и быть не могло.
Нариман сидел в кресле до самого обеда, тогда кресло придвинули к столу, чтобы он мог поесть вместе со всеми.
В честь первых шагов Наримана Роксана приготовила дхандар-патъо —к сожалению, без рыбы. За пару мелких помфретов торговец запросил сто тридцать рупий. Девяносто она дала бы, сэкономив на чем-то другом, но сто тридцать… А мошенник уперся: с чего это он будет уступать, свежая рыба, народ берет ее не торгуясь, да что тут толковать, нынче в Бомбее у людей полно дурных денег! Вот и пришлось делать рыбное блюдо без рыбы — бедный получается праздник.
— Я смотрю, Роксана, ты никогда не пользуешься бабушкиной посудой, которую я тебе на свадьбу подарил, — сказал Нариман.
— Конечно, не пользуюсь, папа, такая дорогая посуда, старинная, хрупкая.
— Разве это резон, чтобы держать ее в буфете? Я тоже стар и хрупок, Джал и Куми хотели и меня держать под замком. Так жить нельзя. Надо пользоваться этой посудой.
— Я же никогда не смогу восстановить дорогой сервиз, если что-то разобьется, верно?
— Люди тоже разбиваются, и это тоже невосстановимо. Неужели посуда ценнее человека? Остается только радоваться воспоминаниям.
— Слова философа. Объясните ей это, чиф!
— Не поощряй папу. Зачем говорить такие вещи, когда мы отмечаем его выздоровление? Это не к добру.
— Отчего же не к добру? — мягко возразил Нариман. — Есть только один способ одолеть скорбь жизни — смех и радость. Достань красивую посуду, переоденься понарядней — не надо ничего беречь, нет смысла. Где хрустальная ваза и чаша с розами с твоей свадьбы? Где фарфоровая пастушка с ягненком? Выставь все, Роксана, и наслаждайся красивыми вещами.