Делла-Уэлла (Странствие королевы)
Шрифт:
– Ты... жива. Интересно. Что ж, поторгуемся...
– Мне незачем торговаться с тобой, княжеский сибилло. Я и так знаю, что мой сын там, в подземелье.
– А ты... уверена... что узнаешь его?
Мона Сэниа оперлась пальцами о каменную плиту, готовая в любой момент выпрыгнуть обратно:
– Я - своего сына?!
– Вот именно... На мое счастье... я хорошо запомнил твоего... сосунка...
– Зачем?
– невольно вырвалось у нее.
– Я предвидел... что-то подобное. Сними с меня чары, чтобы я мог... исчезнуть. Взамен я укажу тебе на
Долгий взгляд в окно, за которым собрались злобные свинцовые тучи.
– Юрг! Скорее наверх, поставь веерную защиту - он вызвал шаровую молнию!
– Она уже летела по ступенькам вниз, навстречу сыну, которого она просто не могла не узнать!..
Уютная светелка, озаренная теплым пламенем бесчисленных золотых светильников. Юная темнокожая кормилица, в полуобморочном оцепенении прижимающая к груди узелок с пожитками.
И на полу, устланном тусклыми коврами, не менее полусотни совершенно одинаковых ползающих, барахтающихся, сосущих свои пальцы младенцев.
Со ступенек скатилась еще одна жемчужина, ударилась о ковер и начала стремительно расти, приобретая теплую розоватость младенческого тельца. Через секунду еще один малыш повернулся на бочок, открывая ей улыбающееся личико ее Юхани.
"Ты не сделаешь и дважды..."
С трудом преодолевая отвращение, она наклонилась и дотронулась до крошечного оборотня, заранее содрогаясь от неминуемого ракушечного холода, которого ждала ее ладонь. Нет. Ничего подобного - рука ощутила влажную теплоту. Кадьян был гениален. В отчаянье она обернулась к пребывающей в полубеспамятстве кормилице, но было совершенно очевидно, что она перестала понимать, что происходит, и помощи от нее ждать было бесполезно.
– Беги!
– крикнула ей мона Сэниа.
Девушка вздрогнула и выронила узелок.
– Беги же!
Кормилица, не отрывая глаз от нежданной гостьи, наклонилась и принялась шарить под ногами, словно пытаясь нащупать оброненный узелок.
– Брось все и беги, сейчас сюда придет смерть!
Девушка, как зачарованная, покачала головой и продолжала что-то искать. И вдруг мона Сэниа поняла: в этой массе розовых шевелящихся человеческих детенышей был один, которого эта темнокожая малышка кормила своей грудью все эти дни, и она не могла повернуться к нему спиной, когда на подлете была неощутимая, но и неминуемая смерть.
И вдруг... Померещилось? Нет. В копошении розовато-молочных телец промелькнуло что-то смуглое - загорелая спинка.
– Юхани!
– крикнула она, бросаясь к самым ногам кормилицы и выхватывая из общей кучи того единственного, чья кожа с нежным кофейным оттенком заставила ее вспомнить странную картину с двумя крэгами - там был нарисован Юхани, но он был и не белым, и не черным. Оцмар все-таки оказался ясновидцем и без пророчеств Кадьяна!
Прижимая к себе сына, она взлетела по лесенке, как-то совершенно позабыв о своем природном даре перемещения. Сейчас она даже не жаждала расправы над виновником своих бед - пусть просто
– Интересно...
– пробормотал он.
– Солнце Тихри было милостиво к моему сыну, - сказала она так гордо, словно речь шла о каком-то божественном даре.
– Солнце и Оцмар...
Сейчас в ее душе не было ни уголка, доступного мстительным чувствам.
– Бесполезно, - прошептал Кальян.
– Еще несколько мгновений...
Она вдруг почувствовала жужжащий гул в висках; копчики пальцев на руках и ногах свела покалывающая боль. Она еще крепче прижала к себе Юхани, не делая ни малейшей попытки уйти из-под надвигающегося грозового удара, - сейчас, когда они были наконец вместе, она уже не соглашалась на новую разлуку. Жить или умереть - но втроем.
И в тот же миг за окном полыхнула зеленовато-белая вспышка, пол качнулся, и известковая крошка посыпалась с темного свода. Но что бы там ни было, башня устояла, как это бывает с очень древними руинами.
Юрг, вне себя от беспокойства, скатился вниз по лестнице, едва не сбив с ног незаметную, как мышка, кормилицу, надумавшую таки выбраться отсюда вон.
– Вы еще здесь?
– заорал он не своим голосом.
– Что ты его держишь голышом, гроза ведь!..
– Гроза...
– Сэнни прикрыла глаза и вдруг начала смеяться.
– Гроза, гроза...
Действительно, после всего, что произошло, бояться простуды было по меньшей мере забавно.
– Нашла время забавляться, - ворчливо проговорил он, отбирая у нее сына.
– Конечно - нос холодный! Портки спустить с этого, что ли, - на пеленки?
Он задумчиво поглядел на притихшего колдуна - тот дышал ровно, постепенно приходя в себя и, не дай бог, обретая прежнюю боевую форму. Вопрос о применении кумачовых шаровар повис в воздухе, по в эту минуту, к счастью, на голову счастливого отца шлепнулся наспех связанный узелок, тут же рассыпавшийся ворохом тряпочек самого разного калибра и назначения.
– Помочь?
– спросила мона Сэниа, искоса поглядывая на то, с каким удовольствием ее супруг управляется с пеленками.
– Уж как-нибудь... Это, сама понимаешь, не веерную защиту против направленного разряда поставить... вот и все. Ну, что будем делать с пленным гадом?
– У меня к нему только один вопрос, - деловито проговорила мона Сэниа, присаживаясь на корточки и поигрывая десинтором.
– Я хочу знать: чего в конечном счете добиваются анделисы здесь на Тихри?
Кадьян высокомерно повел нарисованной серебряной бровью и скривил губы. Наступило молчание.
– Ты не очень-то задавайся, сукин...
– Юрг перевел взгляд на непотребно обнаженную грудь и поправился: - Сукино чадо. Не так уж ты и талантлив, как расписывал тебя твой венценосный покровитель. Скопировать ребенка не смог в точности.
Взгляд лежащего пленника остановился где-то между склонившимися над ним людьми и впал в некоторую бессмысленность. Темное лицо залоснилось, словно на нем выступил пот.
– Продал...
– прошептал он еле слышно.
– Прокуратор меня продал... Вот почему вы здесь...