Дело Белки
Шрифт:
К сожалению, большинство собравшихся здесь нелюдей предпочитало питаться мясом. В принципе ничего удивительного в этом не было. Вернись я к человеческому облику, мне бы тоже больше пришелся по вкусу не какой-то там цветочный сиропчик, а кусок свежезажаренной на костре дичины. Однако я все еще оставался комаром и мог только порадоваться, что мне не достался организм, который предпочитает поддерживать свои силы дождевыми червями или личинками жука-короеда. После получаса бесплодных поисков и пары неудачных попыток заменить положенный мне нектар глотком забродившей медовухи я внезапно уловил весьма соблазнительный аромат. Еще не понимая, что именно меня так влечет, но будучи твердо уверенным, что оно будет съедобно, я стремительно полетел навстречу этому божественному запаху и вскоре оказался перед роскошным шатром, окруженным
Правда, его апартаменты, несмотря на палаточный тип жилища, смотрелись куда шикарнее того, что я когда-либо смогу себе позволить. Начать с того, что ткань шатра оказалась чистым шелком. Пол устилали персидские ковры и шкуры более или менее известных мне животных. Поверх них на небольшом возвышении теснились сплошь золотые и изредка серебряные блюда с самой невероятной снедью. Пловы, жаркое, фрукты, лепешки, сладости. Изобилие, собранное на этом дастархане, могло одновременно служить как залом славы какого-нибудь восточного шеф-повара, так и комнатой пыток для человека, сидящего на низкокалорийной диете. Однако ни гастрономическими, ни прочими сокровищами диковинное убранство шатра не исчерпывалось. На мой взгляд, самой удивительной его деталью было огромное, кряжистое, расходящееся у основания на шесть-семь равноценных стволов дерево. Вершины этого исполина я не видел. Она терялась где-то за пределами опирающегося на него шатра. При этом каждый ствол в отдельности нес еще и свою собственную дополнительную функцию. На одном было собрано всяческое оружие. Между двумя другими растянули большой прямоугольный кусок чьего-то меха. Четвертый ствол служил банальной вешалкой для одежды. Пятый вроде бы тоже. Хотя то драное рубище, которое на нем висело, выглядело, скорее, не одеждой, а нелепой грязной тряпкой, невесть как оказавшейся в этом царстве роскоши и комфорта. И тем не менее именно при виде этого предмета у меня почему-то возникло стойкое ощущение дежавю. Я ни минуты не сомневался в том, что ранее уже сталкивался с этой вещью. Вот только где и когда? Заинтригованный своим открытием, я приблизился к рубищу и только-только собрался его подробно изучить, как в шатер вошли двое: суровый, одетый в длиннющую холщовую рубаху былинный старец, а с ним развеселый молодой ухарь в тельнике и галифе. В молодце я с трепетом узнал самого Перуна.
– Ну что, братуха, – весело обратился глава старославянского божественного пантеона к своему спутнику. – Как те наше воинство? Внушаеть?!
– Ничего так орава, – согласился старец.
– Да ладно те, Велька! Чего ты гонишь? «Ничего»… Уж полторы тыщи лет такой ватаги не собирали! И, промежду прочим, не без твоего, братка, участия!
«Не может быть! – вскинулся я, не веря своим ушам. – Велька… Братка… Это что же получается, Перун с Велесом разговаривает?!» Я так разволновался из-за своего открытия, что даже рискнул высунуться из складок рубища, в котором спрятался, едва боги вошли в шатер. Очень уж захотелось получше рассмотреть самого главного босса Общества, о котором было столько разговоров, что я и сам поверил: если кто-то сможет разрулить нынешний кризис, то только он – Велес Великий и совсем не Ужасный. Увы, осмотр получился весьма беглым! В том смысле, что едва я уставился на Велеса, как на меня уставился Перун. В результате пришлось срочно бежать, лететь, падать, крутиться, закладывать виражи – и все это под яростные хлопки рассвирепевшего божества.
– Нет, ну чтоб тебя, а?! Бог я или не бог! Почему даже в моем шатре от комаров спасу нет?!
– Да ладно тебе, уймись! – попытался утихомирить брата Велес. – Ты лучше скажи, откуда у тебя тут чинара взялась?
– «Чинара»? – удивился Перун, остывая. – А! Дерево, что ль?! Гы…
Божество самодовольно похлопало по одному из семи стволов, как раз по тому, на котором метром выше я нашел себе временное убежище.
– Это мне Кубера подарил! Вместе с прочей обстановкой!
– Кубера, значит… – нахмурился Велес. – Это тот одноглазый толстяк, который любит людей в растения превращать?
– Он самый! – осклабился Перун. – Это «чинарик», кстати, тоже из смертного. Наглый такой человечишка попался. Дважды пытался индуса моего обокрасть. Куберина кобра ему, видишь ли, понравилась. И меня, кстати, обманул. Сказал, что на тебя работает!
– Вот оно что! Узбек, значит, – задумчиво пробормотал Велес. – Теперь понятно, почему чинара. Это, выходит, его одежа там висит?
Божественный старец указал рукой на рубище, и я наконец сообразил, откуда оно мне знакомо. Это был тот самый халат, в котором я привык видеть младшего егеря Общества Алихана.
– Ага! Его. Только ты не трогай. А то он обратно превратится. На че я тогда шатер крепить буду?!
– Лады, – даже не попытавшись поспорить, согласился глава Общества, и я едва не рухнул на ковры с превращенного в чинару узбека.
«Как же так?! – не поверилось мне. – Мы ж тебя ждали, чтобы ты всех спас. А тут твоего сотрудника деревом сделали, и ты даже не хочешь пальцем пошевелить?! Да кто ж ты после этого?!» И вдруг я сам себе дал абсолютно однозначный и, несомненно, верный ответ на собственный вопрос: «Велес – бог! А боги между собой конечно же всегда договорятся!» Надежда на то, что сейчас все изменится к лучшему, погасла во мне так же быстро, как и появилась.
– Ну что, по рюмашке? – предложил Перун, одной рукой вытаскивая из угла колоссальную бутыль с полупрозрачной коричневатого цвета настойкой.
– Перцовка? – оживился Велес.
– Круче! – заверил его брат и разлил выпивку по огромным золотым сосудам, рядом с которыми кубок УЕФА показался бы не более чем жалким оловянным наперстком.
Однако внимание мое привлекла не столько посуда, из которой собрались пить боги, сколько оказавшаяся на дне бутыли свернутая в кольцо из десяти-двенадцати витков очковая кобра по имени Шит. «Ну гад!» – подумал я, сам толком не зная про кого: про Куберу, который все-таки уморил свою змею, или про Перуна, который настаивал на ее останках свое питье.
– Слушай, брат, а человечек, про которого ты рассказывал, часом, не эту змею украсть пытался? – поинтересовался Велес, осторожно принюхиваясь к содержимому кубка.
– Ее!
– Ну тогда точно не мой! Мои такое не пьют!
– Гы! Дык и она раньше не в бутылке сидела! Это ее Кубера в пузырь запихнул! Тот еще шутник. Говорит, угощайся, Перун Батькович! Вы – славяне – любите укрощать зеленого змия. – С этими словами бог щелкнул по стеклу ногтем, и я с отвращением увидел, как змея внутри сосуда дернулась и открыла свои несчастные, воспаленные от сидения в алкоголе глаза.
«Живьем заспиртовали!» – с не пойми откуда взявшимся состраданием подумал я. Перун же тем временем отставил бутыль и снова посмотрел на брата.
– Ну за что пить будем? За победу?
Велес, уже поднесший было кубок к губам, засомневался:
– Не рано?
– Да как же рано?! Как же рано?! – взвился Перун. – Сколько ж можно еще тебя убеждать?!
Не дожидаясь брата, вспыльчивый бог опрокинул в себя полную меру змеиного пойла и, швырнув оземь драгоценный сосуд, навис над Велесом.
– Вот что, братуха, всегда ты мутный был. Вел себя не по-божески. Смертным потакал без меры. Потом и вовсе к ним ушел. Но это я тебе прощаю. Раньше прощал. А теперь смотри! Теперь у нас час истины! Войско я тебе показал. С божественными, мать их так, собратьями перезнакомил. Даже дружину личную под начало дал. Ну так чего… Чего, сокол ты мой, никому не ясный, тебе еще не хватает?!
Велес, надо отдать ему должное, хоть и показался в тот момент раза в два меньше Перуна, не дрогнул. И взгляд брата, налитый то ли кровью, то ли пламенем, выдержал, и даже с места не тронулся. Однако с ответом он все-таки не спешил. Еще раз посмотрел на свой кубок, потом медленно, не в один глоток, подобно брату, а степенно, как купец ковшик кваса, выкушал свою порцию змеиной настойки до дна и лишь тогда заговорил.