Дело Белки
Шрифт:
Есть такая страшная штука – гипогликемия – резкое падение уровня сахара в крови. Как правило, эта пакость случается с диабетиками. Впрочем, и загнавший себя спортсмен тоже имеет шанс дотренироваться до соответствующего состояния. Спастись в этом случае можно только одним – надо срочно съесть что-нибудь сладкое. Ту же насущную потребность испытывал и я. Мне срочно нужен был какой-нибудь цветок. «Интересно, – мелькнула в голове бредовая мысль, – вдруг женщины так обожают получать в подарок цветы, потому что их метаболизм тоже как-то связан с нектаром! Что ж, обещаю впредь дарить им эту радость почаще!» Возможно, благодаря тому, что я принял этот странный обет, а возможно, мне просто повезло, но вскоре я увидел покачивающуюся высоко надо мной желтую чашечку. Это было спасение. Впрочем, до него еще предстояло добраться. Мои крылья не работали. А лезть наверх по стеблю было для меня сейчас так же тяжело, как похмельному
Сытый, счастливый и почти оживший, я лежал на спине и глазел в бездонное синее небо, на котором не было ни облачка, ни какого другого пятнышка, если не считать одного, двух, трех, десяти откуда-то взявшихся ковров-самолетов. «В чем дело?! – испугался я. – Неужели Хала нарушил приказ Велеса, и дружина прорвалась вперед, захлопнув человеческую ловушку?!» Нехотя поднявшись в воздух, осмотрелся и понял, что бойцы Велесова отряда не меньше моего поражены возникновением над их головами эскадрильи противника. Уже после, восстанавливая события этого дня, я узнал, что причиной вступления в бой авиации вэчекистов стал сам Велес. Проскользнув под землей к замаскированному аэродрому, он черным фонтаном глины, песка и грязи выбрался на поверхность. Этого вполне хватило, чтобы перепуганные пилоты подняли вверх большую часть своих ковров, спасаясь от внезапного нападения. На самом же деле шеф вовсе не собирался никого уничтожать. Он просто захватил четыре требующихся ему для второй части плана коврика, а главное, наконец-то привел в действие остальные силы вэчекистов. Увидев в небе свою авиацию, остальные войска карателей восприняли это как сигнал захлопнуть капкан. В свою очередь Перун также решил, что раз уж доходягам брата удалось выманить на себя столь серьезные силы, значит, бой принял нужный оборот. И, чтобы не упустить момент, когда смертные еще занимаются уничтожением первого отряда, Перун ввел в сражение более серьезные силы. Вот именно они-то и угодили в расставленную вэчекистами западню.
Во втором эшелоне атакующих сражались мумии. Скрипя суставами, размахивая истлевшими бинтами и штандартами с изображением своего покровителя и создателя Анубиса, они, как меч сквозь папирус, прошли через траншеи големов. И практически сразу же вслед за нежитью в лагерь вэчекистов ворвались направляемые Скипер-зверем полканы. Этой рати и вовсе было положено находиться на левом фланге, недаром же Перун и Скипер столько столетий были противниками. Решив, что бой скоро закончится, а значит, не добыть ему в нем ни славы, ни авторитета, царь Скипер самовольно послал в сражение кавалерию.
Вэчекисты могли радоваться. Их затея сработала на двести процентов. Туповатые мумии и яростные, плохо контролирующие себя полканы бесцельно носились по лагерю, выискивая, кого здесь можно сокрушить. Тут-то под ними и стали рваться мины. Получилась куча-мала. Полканы топтали копытами мумий, мумии ранили ядовитыми когтями полканов, а смертоносная начинка мин без разбору косила и тех и других. Еще минут пять, и людям вовсе незачем было бы вступать в эту часть сражения. Но командиры вэчекистов родились кровожадными. К тому же они так перенервничали из-за непонятной тактики Велеса, что теперь, когда все как бы пошло по плану, хотели получить полную кровавую компенсацию. Повинуясь приказу, с трех сторон на обезумевших от страха и боли воинов Перуна набросились каратели. Жесткость их действий ничуть не уступала тому, что сделали с противниками мины. Но мины-то хотя бы были неодушевленными.
Наблюдающий за сражением глазами своего Орла Перун буквально обезумел от ярости. А тут еще и кто-то из людских летчиков поразил любимца бога какой-то дрянью, так что заодно и главнокомандующему изрядно досталось – вся боль пернатого хищника, усиленная заклинаниями, выплеснулась на божество. Это стало последней каплей. Перун взревел, послал в небеса две коротких молнии и одну длинную, что означало общую для всех подразделений команду: «В атаку!» – и, раскидав не успевших отступить с дороги телохранителей, понесся в гущу сражения.
На свое счастье, где-то в этот самый момент я как раз оклемался, чтобы взлететь с приютившего меня цветка. Сделано это было более чем вовремя. Уже через мгновение на земле нельзя было увидеть ничего, кроме моря голов – голов в шлемах и в колпаках, голов мохнатых и лысых, голов с рогами или с шипами, ушастых или безухих. А как вся эта толпа ревела, стонала и улюлюкала! Какой дышала ненавистью! Какие безумные рожи, лица и морды в ней встречались! Ну прямо не армия, а выходящая со стадиона орда жаждущих крови футбольных болельщиков. Оставалось только радоваться, что я нахожусь вне схватки. Впрочем, ненадолго. Как ни парадоксально, но после всех нестыковок план Велеса начинал осуществляться. Более того, Перун не только вступил в бой, но сделал это гораздо раньше, чем мы смели надеяться. Из этого следовало, что сейчас пришло время действовать Василисе, к ней-то я и отправился. Конечно, шеф был прав. Мне не стоило больше мельтешить под ногами у серьезных бойцов и ввязываться в новые неприятности, но было одно дело, которое я не мог перепоручить никому. Мне предстояло спасти узбека.
Глава тридцать третья
В детстве я обожал метро. Мне нравилось буквально все: и разменные автоматы, которые, гремя и ворча, превращали серебристые пятнадцати– и двадцатикопеечные монеты в огромные золотые пятаки; и станции, изукрашенные так, что их можно было запросто представить подземными дворцами толкиеновских гномов; и специфический, ни на что не похожий, отчего-то будораживший меня запах сырости, налетавший из сводчатых темных тоннелей. Однако больше всего я любил переходы – затейливые хитросплетения коридоров, лестниц и эскалаторов, по которым непрерывной вереницей двигалась целеустремленная, раз и навсегда растерявшая способность улыбаться толпа взрослых. Я же, вместо того чтобы маршировать в общем потоке, всегда выбирал тоннели со встречным течением, бросался в них и искренне наслаждался, лавируя между угрюмыми, казавшимися такими неповоротливыми, мужиками и тетками. К сожалению, непомерно увеличившиеся с возрастом габариты раз и навсегда похоронили эти забавы в далеком прошлом. Однако в тот день мне неожиданно вновь довелось испытать полузабытый детский кайф. Не только на земле, но и в небе было безумное столпотворение, созданное наступающими ратями Перуна. Сотни, если не тысячи летучих существ, задевая друг друга хвостами и крыльями, неслись по воздуху к передовой, а я, пользуясь преимуществами своих размеров, ухитрялся просачиваться им навстречу.
Наконец поток волшебно-воздушных сил иссяк, и я вновь вырвался на открытый простор. Шум боя остался далеко за моей спиной, зато впереди росла и трепыхалась на утреннем ветерке цель предпринятого полета – роскошный шатер Перуна. Никакого оцепления вокруг него уже не было – в приступе ярости верховное божество погнало в сражение не только солдат, но вообще всех, кто находился в лагере. И тем не менее Прекрасная все равно нашла, с кем подраться. Вернее, вся ее команда схлестнулась между собой. Парочка бойцов уже выбыла из схватки. Нечто похожее на фавна, сложившись пополам, сидело на земле и трясло рогатой головой. Детина с конскими копытами и ушами самозабвенно лягал воздух. Однако судя по тому, что с разных сторон он то и дело получал ощутимые тычки, можно было сделать вывод, что он схлестнулся с невидимым Хапуном. Сама Премудрая, покрытая многочисленными порезами и ссадинами, заканчивала опутывать зеленым арканом Босоркуна. Глядя на эту печальную картину, я понял, что сбылось предсказание Велеса. Несмотря на то, что Премудрая отобрала в свой отряд только тех, кому было за что поквитаться с богами, часть ее бойцов все-таки отказалась вламываться в шатер Перуна. Более того, видимо, некоторые из них решили выступить против самой Василисы. Впрочем, как можно было видеть, без особого успеха.
Покончив со связыванием когтистой нежити, царевна бросилась ко все еще продолжающей схватку паре соперников – невидимому и конеухому. Но опоздала. Премудрую опередил фавн. Собравшись с последними силами, израненное создание бросилось, как мне показалось, в пустоту. На самом же деле, судя по раздавшимся вою и брани, ему удалось боднуть Хапуна. Поняв, что произошло, конеухий детина издал торжествующее ржание и скакнул вперед, чтобы добить получившего рану невидимку, однако чего-то не рассчитал и в следующий миг сам со всего маху насадил брюхо на смертоносные острия витых козлиных рогов.
– Вазила! Полисун! – только и смогла воскликнуть Василиса, из чего я сделал вывод, что парочка так нелепо угробивших друг друга копытных была все-таки на ее стороне.
Фавн уже умер, и лишь несчастный детина все еще продолжал трястись и мелко сучить ногами. Прекрасная опустилась на колени и мягко потрепала его по лошадиному уху. Тот в ответ тихонько заржал и поднял на царевну взгляд, наполненный такой мучительной болью, что даже на моих глазах едва не выступили слезы жалости. Сострадание самой Василисы проявилось более действенным образом. Она мягко обняла детину, нежно прошептала ему что-то на ухо, а когда он кивнул, резко, четким слаженным движением обеих рук свернула ему шею. После этого сдерживаться было уже бесполезно. Слезы сами собой текли и текли по моим щекам. «Это не я! Слышите? Это не я! Это комар!» – стыдливо попыталась отмазаться от слишком бурного проявления чувств человеческая часть моего сознания, но я почему-то был абсолютно уверен, что это неправда.